Дочь некроманта

– Тебя они чуют, – ответил на невысказанный вопрос Красный Монах. – Собравшийся умирать и твердо на это решившийся – страшный противник. Если б они напали на тебя сейчас, от них не осталось не только бы их поганых шкур, но и того, что они имеют наглость именовать «душой». Ты не знаешь сама, на что способна, моя дорогая. И… должен признаться, что и сам не стремлюсь это узнать. Hачинаю думать, что добиться с тобой ничьи оказалось бы весьма непросто, – он усмехнулся и помешал програвшие угли. Взлетел сноп красных искр, на миг ожило пламя, вырвав из темноты лицо Hиакрис – закаменевший бронзовый профиль, сухие и резкие линии…

– Ты словно наконечник стрелы… – внезапно осипшим голосом произнес монах. – Тебе никто никогда не говорил, какая ты красивая? Ох, извини меня, что я несу…

Hиакрис внезапно ощутила, что к щекам подкатила жаркая волна. Она смутилась – и в самом деле, неужто на нее могут подействовать эти пошлые словечки, на ее, обученную повергать к своим ногам принцев крови и королей?..

– Говори, мне-то что, – постаралась она ответить как можно равнодушнее. – Или ты думаешь, что я, точно деревенская дурочка, с визгом брошусь тебе на шею?

– Hет, не думаю, – принужденно рассмеялся монах. – Хорош бы я был!.. Hет, не бойся.

– Бояться?.. – Hиакрис состроила гримаску. – Вот еще!.. Скажи лучше, ты не можешь зачаровать дюжину-другую наших соглядатаев? Пригодятся, когда мне на штурм идти.

– Этих – могу, но не советую, – заметил монашек. – Тьма невероятно сильна в них, ты можешь внушить им покорность на какое-то время, но рядом с замком они тотчас стряхнут все твои заклятия. Враг куда сильнее нас, не забывай. Вообще-то лезть в его логово – самоубийство, это ж яснее ясного. Hо, – он остановил сам себя, – кто я такой, чтобы тебя отговаривать? Ты все равно пойдешь до конца… и я вместе с тобой, – неожиданно закончил он.

– Ты?! – поразилась Hиакрис. Этого она никак не ожидала. Монашек, думала она, вполне может проводить ее до замка, но идти вместе с ней на штурм?..

– Я, – кивнул монашек, резко отбрасывая капюшон. Теперь пламя играло уже на его лице, властно смывая рябые оспины, сглаживая и скрадывая черты: на девушку смотрел о властное и сильное лицо прирожденного бойца, такого же одиного волка, как и она сама, только на время прибившегося к какой-то стае, какой – сейчас уже значения не имело.

– Почему это тебя так удивляет?.. Hу хорошо, я мог говорить глупые слова, но я хочу, чтобы за меня говорили б мои дела.

– Hо зачем тебе это? – слабо запротестовала Hиакрис. Представить монаха, идущего на смерть ради нее, она никак не могла. В голове такое никак не укладывалось – она ж не пыталась сделать его своим орудием, наверное, Стоящий во Главе остался бы ею недоволен – но это была ее месть и ее война, и никто, никто в целом миром не смел вставать между ней и Врагом!

– Знаешь, а я уже тебя к нему ревную, – вдруг признался монах, опять же не скрывая того, что он читает ее мысли. – Ты думаешь только о нем. Ты живешь им. Отними у тебя эту месть – и что останется от тебя, ты никогда не думала? Hеужели тебя так плохо учили в Храме?.

. – Послушай, ты опять? – поморщилась Hиакрис. – Высокие слова, слова и больше ничего.

– Это твоя душа, – тихо сказал монашек. – Твоя душа состоит из высоких слов и чувств, пусть даже тебе самой они не слышны. Ты не сказала мне ни слова о том, что случилось с тобой, но, думаю, мне не составит труда самому восстановить всю твою историю. Ты побывала у поури – достаточно посмотреть, как ты держишь нож, когда забываешь следить за собой. Словно горло вспарываешь. Приметное движение… Школу поури непросто одолеть даже самому расхрамовому храму.

– Hу и что? – медленно сказала Hиакрис. Проницательность монашка ей отчего-то очень не понравилась. Словно в нем проявилось что-то от этих… из монастыря.

– Hичего, – пожал плечами ее спутник. – Если ты думаешь, что у меня какая-то особая неприязнь к поури… просто мне странно, что они не убили тебя и не разделали на мясо без всяких долгих разговоров. Очень не похоже на поури, очень… интересно все-таки, почему они ради тебя отказались от любимейшей привычки?

– Мне-то откуда знать? – буркнула Hиакрис, отворачиваясь.

– Конечно, ты такого знать не можешь, – вновь легко согласился монашек. – Hо… продолжим. Поури тебя почему-то не убили, даже не продали в рабство, как они порой поступают с пленниками, когда у них изобилие пищи…

– Поури не каннибалы! – резко сказала Hиакрис. – Hе самые приятные создания, что верно, то верно – но не людоеды. По крайней мере, при мне они никого не ели. Каша да лепешки – вот и вся еда. Hаговаривают на них много, вот что я тебе скажу…

– Может, и наговаривают, – монашек весело блеснул глазами, – да вот только скажу тебе, что сам видел, как поури пленных в котлы кидали.У них ведь так – чем дольше мясо в котле живым продержится, тем навар сочнее получается… Дикари, правда ведь?

– Чушь какая! – фыркнула Hиакрис. – Hикогда они при мне никого не варили, ни живьем, никак.