Дочь некроманта

Но не только это. Там будет и сожженная деревня, одна из многих, дотла разоренных поури; и другие мертвые на улицах, не ее родственники, но тоже чьи-то мамы, дедушки и папы, чьи-то сыновья, дочери, братья или сестры.

Так что ж она медлит? Ей предстоит пройти ее путь до конца, и, если на этом пути встал какой-то ничтожный поури, у которого руки и так по локоть в крови, — как можно колебаться?!

Ты или убьешь, или умрешь. Жестокий и страшный закон, хуже которого ничего нет под вечным небесным сводом. Человек слишком уж сильно хочет жить. И с легкостью отнимает чужие жизни, чтобы только жить самому. Подобно самым кровожадным хищникам, тем, которых гонят их же собственные сородичи и которые убивают не только для еды, но и для удовольствия.

Убивай или умирай, Ниакрис. Вот именно этот поури ничего тебе не сделал, он всего-навсего подвернулся тебе под руку; и вот оказалось, что этот огромный мир слишком тесен для вас двоих, и вы уже сражаетесь насмерть, и ваш поединок будет вестись не по правилам благородного боя, о, отнюдь нет; вы будете норовить ударить в спину и добить упавшего. Ты превратишься в такого же зверя, что и этот несчастный поури из проклятого, невесть как живущего и выживающего, всем ненавистного племени.

И внезапно меч в руке стал легким-легким, невесомым, словно прутик; и сталь рванулась навстречу крутящемуся шару, столкнулась с ним, высекая искры; кистень отбросило в сторону, а меч Ниакрис, завершая гибельную дугу замаха, рассек уродливую голову поури и застрял в плотной грудине, развалив тело карлика чуть ли не пополам.

Поури не успел даже крикнуть. Просто упал под ноги Ниакрис, подобно колоде.

Она замерла, хрипло и тяжело дыша. С нее ручьями лил пот, она его не замечала. Окровавленный меч выпал из бессильно разжавшейся ладони.

Она взяла свою первую жизнь. Она пойдет дальше отмеренным ей путем, а этого поури сожрут черви. Она победила, а он проиграл — и все остальное значения уже не имеет.

Ниакрис еще сумела унести с собой найденные в палатке припасы — пресный и черствый хлеб, точнее, просто лепешка из грубой муки да горшок с кашей. Рвать ее начало позднее, когда она почти уже добралась до «своего» полога.

— Ну что, явилась? — поури открыл глаза, словно и не он только что храпел во всю мощь. — Принесла? Ага, вижу, принесла. Славно, девочка. Далеко пойдешь. Убила, и не поморщилась. Еще даже и не проголодавшись как следует. Интересно, и чем же вы, люди, так от нас, поури, отличаетесь?..

Девочка ничего не ответила. Вопрос был явно риторическим.

* * *

После этого она уже добывала еду без всяких колебаний. В их палатке не переводились ни хлеб, ни крупа, ни горьковатое масло, что поури давили из семян дичка-подсолнуха. На нее уже смотрели с уважением и опаской. С поури они занимались каждый день — и вскоре ученица уже ни в чем не уступала учителю. Не за счет, конечно же, телесной силы или особенного боевого умения — ни то ни другое не выработать за считаные месяцы.

Магия — в полном соответствии с советом все того же поури. Магия заменяла недостающее. Творить волшбу стало для Ниакрис так же естественно, как дышать, — и, спроси у нее, как она делает то или иное, она не смогла бы ответить, даже при самом сильном желании.

А потом ее позвали в набег. Вместе с ее наставником-поури.

Пять сумрачных карликов в добротных кожаных доспехах, при полном параде, вооруженные до зубов.

— Мы выходим завтра на рассвете, — не тратя время на приветствия и тому подобное, сказал старший пятерки, уже далеко не молодой поури с иссеченным сабельными шрамами лицом. — Хочешь, пойдем с нами. Ты и она, — грязный кривоватый палец ткнул в сторону Ниакрис. — По-моему, хватит ей тут сидеть. Пора самой о себе заботиться.

— Вот и я говорю — хватит, — кивнул девочкин опекун.

Теперь уже на Ниакрис смотрело шесть пар глаз.

Лицо ее оставалось совершенно бесстрастным, однако ногти до боли впились в ладони.

Набег. И конечно, на людские земли. И ей, Ниакрис, если она встанет в один строй с карликами, придется убивать таких же людей, как она сама. А они, конечно же, защищая свое добро, имеют полное право убить ее.

Так что же делать? Отказаться? Но у поури не принятно говорить «нет», когда тебя зовут на подобное предприятие: это значит — тебя уважают и тебе оказывают высшее доверие.

Девочка закусила губу. Она должна добраться до того мага с черным посохом, должна любой ценой! А что, если ей удастся?..

Ее глаза сузились.

— Я пойду с вами, — резко сказала она, отбрасывая со лба давно не мытые, спутанные волосы.

Поури переглянулись и дружно кивнули.

— Тогда завтра, — произнес старший пятерки. — Мы вас найдем.

Когда нежданные гости скрылись, карлик-опекун хитро покосился на девочку.

— Пойдешь с нами, э? А не забоишься?

— Не забоюсь, — Ниакрис замотала головой. — Чего мне бояться-то — теперь?

— Верно, нечего, — кивнул поури. — Тебе-то — и подавно. Только смотри — своим по первости кишки выпускать страшно будет.

Ниакрис пожала плечами — мол, что мне все это?