Дочь огня

Целый день Фируза вертелась как белка в колесе, столько дел свалилось на нее. Раннее утро заставало ее на кухне. Она колола дрова, ставила самовар, разжигала огонь под большим котлом с водой, наполняла кувшины для умывания и несла своим госпожам. В особом котле варила для них же ширчай. Затем мыла оставшуюся с вечера посуду, чистила котлы. Наконец, поступала в распоряжение стряпухи, резала лук, морковь и мясо для плова, перебирала рис, замачивала горох, вытаскивала из погреба и мыла репу. И еще много разных обязанностей лежало на ней. В дни, когда пекли лепешки — а это случалось два-три раза в неделю, — Фируза не имела возможности передохнуть хоть минутку. И все бы это она терпела — работы Фируза не боялась, — если бы не обижали, не кололи беспрестанно ее и без того наболевшее сердце, если бы к ней относились по-человечески. Какое страшное прозвище дала ей сварливая стряпуха — Рабыня — пожирательница людей.

— Не успела родиться, как убила своих родителей, — ворчала она. — Потом пришел черед твоей бабушки… В дом миршаба попала — тут же его молоденькая дочь погибла… Теперь здесь объявилась! Как бы ты не принесла беды моей старой голове!

Старшая жена прозвала ее младшей госпожой, весьма ясно намекая на отношение бая к Фирузе. Когда бы Фируза ни зашла к ней, Назокат, глядя с завистью на прекрасное лицо девушки, замечала:

— Недаром бай рассорился из-за тебя с миршабом Станешь, станешь младшей госпожой. Ты достойна этого! Бай любит красивых, а ты красавица! Хоть ты бедна, возьмет он тебя в жены.

Подожди немного. Я сама тебя сосватаю, вот увидишь, назло соперницам. Не быть мне Назокат, если не будет так.

Причиняла Фирузе много неприятностей и дочка Назокат. Это была капризная девчонка. Подражая старшим, она дразнила Фирузу, повторяла злые слова, которых иной раз сама не понимала Где ни увидит, тут же кричит:

— А, зловонная красавица, чьи вы теперь пороги обиваете? Вам нравится бродяжить! Толкуетесь еще в чью-нибудь дверь и станете важной госпожой.

Адолат не дразнила, но смотрела холодно, к себе не пускала.

Больше всего Фирузе доставалось от Магфират. Она видела в ней угрозу своему господству. Прозвища важная госпожа, младшая госпожа приводили ее в неистовство, она бросала на Фирузу злобные взгляды и называла босоногой розой с шипами. Завидев Фирузу, непременно старалась уколоть:

— А, госпожа босоногая роза, что вы разважничались? У кого из ваших предков-рабов научились так держаться? Ваша бабушка, старая ведьма, давно стала добычей змей и скорпионов, чем же вы так чванитесь? К байскому источнику прибиться собираетесь? Так?

Она не ограничилась словами, норовила ущипнуть или ударить по лицу.

Только ночью отдыхала Фируза. Да что это был за отдых — в грязной постели, под залатанным, засаленным одеялом? Ее давили воспоминания об издевательствах, перенесенных за день, она плакала от обиды. Стряпуха, услышав всхлипывания бедной девушки, переносила свою постель поближе к ней и пыталась ее утешить, гладила по голове, приговаривая:

— Пропади он пропадом, мой злой язык! Знаю, что резкая и грубая с тобой, но это потому, что и мне все осточертело, вот и выливаю досаду на тебя! А ты, доченька, не огорчайся, не обращай внимания. Это не я, а язык мой говорит. Такой уж он у меня грубый да шершавый. Люди на меня обижаются, а я иногда и не хочу их обидеть…

Я ведь и твою мать знала, и отца. А бабушка твоя, Дилором-каниз, меня воспитала. Много тяжелого перенесла я в этом доме смолоду, так моя жизнь и прошла… Не пришлось замуж выйти, детей родить. Осталась я одна на всем свете. Вся жизнь моя отравлена, и сама я стала отравой. На всех мне хочется этот яд излить, уколоть, рассердить, обидеть… Хорошо еще, что бай привык ко мне с детства, любит мою стряпню, а то бы давно меня на улицу выбросили или извели побоями. Только моя искусная стряпня и усмиряет его. За это терпят мою злобу… А тебя я ругаю без злобы, доченька, так, по привычке… Не плачь, не горюй! Поведу тебя завтра в баню, посмотришь на улицы, на людей… На базар пойдем, халвы тебе куплю…

Но не ругань стряпухи вызывала слезы Фирузы, чутким сердцем понимала она, что стряпуха не хочет ей зла. Ее оскорбляли байские жены, душила обида на свою горькую участь. Она вспоминала счастливую жизнь с бабушкой, любимую учительницу, несчастную подругу Шамсию… Неужели и я, как она, погибну молодой? — думала Фируза. — Или так и состарюсь в этой мерзкой семье, как эта бедная стряпуха? Так и не увижу ничего хорошего, всю жизнь буду гнуть спину, прислуживать злым людям? Нет, не тому учила меня бабушка! Не покорюсь жестокой судьбе! Нужно спасаться, бежать!.. Если правда, что стряпуха поведет меня завтра в баню, я попрошу у нее разрешения зайти к госпоже Танбур — может, она даст совет. Неужели и она ничем не поможет?..

С такими мыслями Фируза засыпала, а рано утром ее снова ждала тяжелая работа, бесконечная беготня из кухни в комнаты и обратно, пока к вечеру она не сваливалась с ног.

Но еще страшнее были встречи с баем. Он, как увидит ее, тут же заводит: