Дочь огня

Камоледдин, не зная, видно, с чего начать, старательно возился с чайником: сначала поставил его на край стола и прикрыл стеганой подушкой, потом снял подушку, положил ее рядом и на нее поставил чайник. Наконец налил в пиалу чай и протянул ее Мухарраме.

— Давно я не видел вас, сестрица, и не имел счастья насладиться беседой с вами, — собравшись с духом, начал он. — Вот и решил сегодня просить вас посетить мой скромный дом…

— Ближе к делу, Махдум, ближе к делу, — не выдержал ака Махсум.

Нетерпеливый возглас ака Махсума подстегнул Камоледдина.

— Дело в том, сестрица, что мы хотели с вами посоветоваться насчет новых школ. Ну, вы, наверное, слышали, их еще называют джадид-скими.

— Помилуйте, Махдум-джан, кто я такая, чтобы вести со мной такие серьезные разговоры? Вы со мной о банях посоветуйтесь, о красивых девушках, о том, как устроить той, вот здесь я не ударю в грязь лицом, а о школах…

— Это все так, — прервал ее Камоледдин, — но мы знаем, что вы из тех, кто широко открывает сердце всему новому, всегда готовы сделать доброе дело, всегда готовы помочь.

— Помочь вам, да что я говорю — служить вам — моя единственная радость. Ведь вы сын моего возлюбленного хозяина, ишана Судура…

— Ясно же, — вставил свое любимое словечко Исмаил Эфенди, — ясно же, не интересуют нас ни ваши бани, ни пиры. Нам необходимо узнать, что думают в Арке о новометодных джадидских школах.

— Если бы там, наверху, не изволили возражать, мы бы хотели официально открыть несколько новометодных школ, дать образование детям своих соотечественников, — вставил Камоледдин Махдум.

— Видите ли, сестрица, — пояснил ака Махсум, — вы встречаетесь с родными и близкими людьми эмира и других высокопоставленных лиц, бываете у них. Не может быть, чтобы вы не слышали, что там говорят о новометодных школах или о самих джадидах. Вот и расскажите нам обо всем, что знаете, нам это очень важно.

Мухаррама задумалась, лицо ее стало серьезным.

— Сказали бы вы мне раньше, я бы уж что-нибудь пронюхала, — сказала она. — А то что я могу знать обо всех этих ваших школах и медресе, я от них, сказать вам по правде, стараюсь держаться подальше, уж больно не люблю я мулл, добра от них не жди… Поди-ка догадайся, что таким красивым мужчинам не девушки спать не дают, а какие-то школы…

Мужчины засмеялись, Исмаил Эфенди оборвал их смех.

— Пеки, — по-турецки сказал он, — пеки, а что там говорят о джадидах, что говорят о людях, получивших образование в Турции, как, например, я, что думают о них, ясно же, в высших сферах?

— Что думают о них, ясно же, в высших сферах, — полунасмешливо-полусерьезно повторила Мухаррама, — мне не докладывали, но сдается мне, что среди джадидов есть такие, которых очень не любят, даже сажают в тюрьмы. Вам следует быть поосторожней, Махдум-джан, — повернулась она к Камоледдину. — Вчера я собственными глазами видела, как охранники миршаба гнали по улице трех молодых людей, изодранных, избитых, с руками за спиной. Один из них на вас смахивал, видно сын каких-нибудь благородных родителей или учащийся медресе, а двое других, похоже, из дехкан или ремесленников. А за ними бежали какие-то муллы в огромных чалмах, били их кулаками по голове, по плечам, по спинам, всячески поносили, обзывали кяфирами. Что за времена пришли, не приведи бог!

— Ну что ж, это не удивительно, — задумчиво произнес ака Махсум, — чаша человеческого терпения переполнена, как говорится — нож дошел до кости. Россия вот уже три года кровью заливается в этой проклятой войне с Германией, русский царь всю свою казну, весь народ, все богатства бросил на эту кровавую бойню. И нашему эмиру тоже понадобилось лезть в свалку. Не обойдется, видите ли, без него Николай. А мы — что глупые дети: весело играем в горящем доме!

— Ясно же, — вступил в разговор Исмаил Эфенди, — что сложившееся положение, с одной стороны, даже выгодно нам: Россия в этой войне ослабела, и именно сейчас наступил тот момент, когда мы можем добиться независимости и дать Бухаре твердую власть. Но наш эмир слишком труслив, он не рискнет использовать эту возможность. Нам, младо-бухарцам, надо, употребив свое влияние при дворе, заставить эмира обратиться за помощью к турецкому правительству. Оно, ясно же, не откажет нам в помощи. А когда Энвер-паша вместе с войском и артиллерией вступит в Бухару, то русские ничего поделать не смогут.

— Мне кажется, — сказал Камоледдин, — что сначала следует поднять культуру народа, образование. Если бы его высочество изволили выпустить манифест и создали бы минимальные условия для просвещения народа, разрешили бы нам издавать литературу!

О большем нам пока и мечтать не следовало бы.