Дочь огня

Мы обошли вокруг хауза раз, другой, все было тихо и спокойно вокруг. Но когда мы в третий раз стали его обходить, вдруг открылись ворота одного дома на берегу и вышли двое мужчин, оба высокие и здоровые. Один из них кинулся к жене бая, другой ко мне. Я сразу поняла, что эти ходжи — развратники, жеребцы — и что они напали на нас с нечистыми намерениями, хотели затащить нас к себе в кельи. Но я так двинула в грудь этого жеребца, что он полетел в хауз. Другой же потащил было жену бая к себе, но я побежала за ними, схватила его за ворот и так дернула, что он отпустил мою госпожу и кинулся наутек, оставив у меня в руках обрывок воротника. И мы с госпожой убежали.

Я вся дрожала от страха и от гнева, лицо мое горело. А жена бая смеялась. Я не выдержала и спросила: как она может смеяться? А она говорит: Мне смешно, что ты так испугалась. По ее мнению, мужчин этих не надо было бояться, ведь они ходжи, святые, от их прикосновения, от их дыхания только польза людям. И женщины получают то, что хотят. Пусть они задохнутся своим дыханием! — сказала я, и мы пошли домой.

Про этот случай я рассказала мужу, и он посоветовал мне больше в такие места не ходить, а лучше побывать во время праздника тюльпана у источника Айюба, совершить там омовение и намазаться священной глиной.

Я послушалась, и не прошло и трех месяцев, как зачала ребенка. Теперь я уже боялась за него, береглась, и муж тоже не давал мне поднимать тяжести, жалели меня и госпожи.

Ну и вот, скажу я тебе, ровно через девять месяцев, девять дней и девять часов я родила девочку и назвала ее Сафия. Мы с мужем очень радовались ей, хотя в глубине души у нас жила печаль. Мы печалились, что наша дорогая, бесценная дочка, Сафия-джан, родилась невольницей. Девять месяцев я носила ее под сердцем, с муками родила на свет божий, кормлю ее молоком своим, тружусь, чтобы вырастить ее, а она не моя, она рабыня Латиф-бая и вся в его власти! Что он захочет, то и сделает с ней…

Все может случиться в жизни с человеком. Он может заболеть, гореть в жару, может голодать, запутаться во вражеских кознях, мало ли какое может с ним стрястись нежданное несчастье… Все может случиться, но всякая беда преходяща, от всего можно найти лекарство, из всякого положения выход, а вот против рабства, против бесправия и плена нет лекарств, нет спасения! И кому на долю выпадет оно, конца не видно,>то темная ночь без рассвета. Не дай бог никому стать рабом и пленником…

Так мы тогда думали и говорили. Потом, когда русские пришли и взяли за ворот самого эмира, отобрали у него один за другим цветущие города, тогда глаза его открылись и он понял, что это наказание бога, если и дальше будет продолжаться торговля людьми, то могут последовать большие несчастья… и он запретил торговать людьми. В темной ночи для рабов забрезжил рассвет — появилась надежда, что дети их будут свободны.

А моя Сафия и родилась и росла в неволе. Красавицей она не была, просто была очень милой и хорошенькой девочкой. Когда она стала ходить, ее все в доме бая полюбили. Сам бай, у которого давно уже не было маленьких детей и внуков, часто ласкал мою Сафию. Л мы с мужем не могли нарадоваться на наше ненаглядное дитя.

Летом в байском саду бывало много народу. Особенно часто приходили сюда сыновья бая. У бая от старшей жены было два сына и дочь. К тому времени, когда моя Сафия уже подросла, бай женил своего старшего сына, а дочь выдал замуж. Неженатым оставался в доме только младший сын бая, Мехди, дерзкий, своевольный парень и пьяница. Летом, когда семья бая переезжала в сад, я всегда беспокоилась за Сафию и предупреждала ее, чтобы она не попадалась на глаза Мехди. Я даже старалась отсылать ее в город, к байским женам в услужение, чтобы уберечь от этого бессовестного Мехди. Я уже знала, что он таращит глаза на нее, и подозревала у него самые нехорошие намерения.

Однажды, когда представился удобный случай, я даже сказала об этом старому баю. Я сказала ему: Вы знаете, я была дочерью свободного человека, мечтала, как и все, о счастье, но судьба мне его не дала, такое уж выпало мне на долю горе — я стала невольницей, Дилором-каниз. Моя единственная дочь — тоже ваша невольница со дня своего рождения и служит вам с тех пор, как стала на ноги. Что ж, мы труда не боимся, но ведь и мы все же люди.

Я боюсь за мою дочь, боюсь позора для нее. Мехди-байбача пристанет к моей дочери, у него дурные мысли. Если, не дай бог, что случится, Сафия с ума сойдет и я тоже не выдержу.

Бай задумался, поглаживая бороду. Потом сказал: Ты, Дилором-каниз, принесла мне счастье, с тех пор как ты пришла в мой дом, умножилось мое богатство и упрочилось мое положение. Грешно мне не ценить твою преданность. Не беспокойся за дочку. Мехди ничего ей не сделает плохого. Я сам скажу ему.

Ну, после такого разговора я немного успокоилась, но все же остерегалась Мехди, отсылала дочку подальше с его глаз и никогда не оставляла одну.