Дочь олигарха

Тедди протягивает руку к одной из Наташиных грудей и хватается за нее, дыхание у обоих становится неровным и отчетливо слышным. Таш ставит на пол стакан, кладет туда же сигарету и склоняется к Тедди. К его бледному лицу. К его дыханию, в котором чувствуется табак и апельсиновая кожура. Их зубы клацают друг о друга в поцелуе. Его язык – суше, чем она ожидала. Тедди залезает Наташе под шелковую блузку и дальше – под тугую косточку лифчика, рука у него потная, но она хочет забыться с ним, хочет куда угодно, во что угодно. Разделить с ним эти последние мгновения того, что представляли собой их жизни. Наташу теперь, конечно же, ждет возвращение в Россию, к матери, к своей единственной подушке в застарелых пятнах. Что хуже – ее участь или участь Тедди? Но с Тедди-то все будет в порядке. Он хотя бы англичанин. Сдаст выпускные и получит стипендию в Оксфорде, ведь его отец по-прежнему знает нужных людей и вообще ни в чем не виноват. Просто страшно не повезло, вот что бывает, когда связываешься с русскими, которые…

Как прекратить эти мысли?

Наташа протягивает руку к молнии на штанах Тедди. Под молнией – это должно быть для нее таинством, но нет, ничего подобного. В те полуденные часы с Колей у реки, вот только они всегда останавливались прежде, чем…

Не думай. Просто сделай это. Прежде, чем станет слишком поздно.

– Ты на таблетках? – спрашивает Тедди. – А то у меня аллергия на резину, и, эм-м, слушай, ты не могла бы на минутку перестать, потому что, вообще-то, о боже, я сейчас… – Он вздрагивает, это длится совсем недолго – несколько последних мгновений рыбы, умирающей на скользкой палубе.

– Ой…

– У тебя есть салфетки?

– Нет.

Наташа закуривает новую сигарету. Думает о тете Соне. Она тоже во все это замешана? Что если они больше никогда не увидятся?

– О боже, – говорит Тедди. – Вот дерьмо.

В углу одного из окон торчит старая голубая тряпка. Он берет ее и начинает промакивать ею штаны. Но это как бы…

В дверь стучат. Скорее, грохочут. Наверное, Тиффани или кто-то еще из девочек – пришли посмотреть, куда подевалась Таш, ведь они собирались потанцевать и выпить много-много просекко и познакомиться с мальчиками и потом еще с другими мальчиками… Начинается дождь, по крыше летнего домика мягко тарабанят капли, будто крошечные копытца чего-то бегущего прочь.

Наташа встает и открывает дверь. Это не Тиффани и не кто-то еще из девочек.

Это Коля.

В первую секунду Таш его почти не узнает, хотя лицо его знакомо ей чуть ли не лучше, чем ее собственное. Он отрастил волосы. И не побрился. Выглядит потрепанно и грубо. Может, это вообще не он? На мгновенье изображение расплывается. Но нет, это он. От него пахнет свежестью.

– Это кто? – первое, что он спрашивает, по-русски, глядя на Тедди.

– Это Тедди Росс, – отвечает Наташа, по-английски. – Его отец – адвокат моего отца. Эм-м, Тедди, это Коля, мой друг из России.

Наташа надеется, что Коля не станет протягивать Тедди руку для приветствия, не только потому, что тогда у него будет глупый вид, но еще и потому, что у Тедди руки до сих пор мокрые. К тому же он по-прежнему держит голубую тряпку. Но Коля-то, похоже, явился прямо с неба подобно ангелу, реальному ангелу, а реальные ангелы никогда не выглядят глупо, даже если они все из себя святые и в перьях с головы до ног.

– Ты откуда тут взялся? – спрашивает Наташа Колю, по-русски.

Он выглядит лучше, чем в ее воспоминаниях. И дело не только в крыльях и венце. Он выше ростом и подзагорел – весна выдалась неожиданно теплой. Бицепсы отчетливо проступают сквозь рукава черной футболки. И чего она вообще его ненавидела? Ее сердце вдруг без предупреждения наполняется любовью. Но уже слишком поздно. Он приехал за ней, проделал ради нее весь этот путь, хлопая тяжелыми крыльями, пробираясь сквозь блеск и сияние, – лишь для того, чтобы обнаружить ее в объятиях смертного мужчины. Да и не мужчины вовсе. Избалованного и изнеженного мальчишки. Да и какие уж там объятья: так, потные, жирные, липкие ручонки. Таш вдруг кажется, что она дышит под водой, легкие до краев наполняются стыдом, пропитываются им насквозь, надежно и прочно запирают его в себе на веки вечные. Торжество стыда. Его холодная сырость. Острые впившиеся зубы.

Ее отец. В тюрьме. Деньги – их больше нет.

У нее ботинки такие крутые, но никому нет дела. И волосы гладкие, без секущихся концов. Ей хочется выкурить за раз тысячу сигарет – умереть медленно и мучительно. Надо было больше молиться. Есть больше овощей. Ходить гулять на природу. Опустить школьную юбку до положенной длины и тщательно выполнять домашние задания, а потом, когда уроки сделаны, надо было, видимо, все-таки прочитать эти его письма.

Коля еще несколько секунд созерцает сцену в летнем домике – и уходит.

– Fuck, – говорит Таш.

– Это твой русский парень? – спрашивает Тедди, когда Наташа бросается к двери.

Она идет за Колей мимо шатра, заходит в дом. Он снимает куртку с крючка у двери, куда сам ее повесил, не оглядываясь, выходит. Даже не шарахает в сердцах дверью.

– Подожди, – говорит Наташа и выбегает за ним.