Дочь оптимиста

— Вы из-за мистера Далзела не волнуйтесь, — сказала как-то миссис Мартелло, когда Лоурел утром сменила ее. — Ваш папаша и внимания не обращает на его бредни. Лежит себе тихо, как ему положено. Он у нас чистое золото. Из-за мистера Далзела вы не волнуйтесь, он не мешает.

3

— Теперь только одно дело осталось — выждать, — повторял доктор Кортленд каждый день. — Постепенно поле зрения очищается, расширяется. Думаю, что нам хотя бы частично удастся вернуть зрение и этому глазу.

Но если доктор Кортленд, посещая судью, смотрел на него как на выздоравливающего, Лоурел видела, какой непредвиденно дорогой ценой отец расплачивался за малейшее улучшение. Он лежал, все такой же огромный и грузный, в постоянном напряжении, при полной неподвижности, и лицо его с каждым утром становилось все более усталым, а тень под здоровым глазом сгущалась все сильней, словно наведенная темной краской. Он открывал рот и съедал все, что она ему давала, со старческой покорностью. Он — и с покорностью! Ей становилось неловко, что ему приходится играть перед ней эту роль. Иногда, перевернув небо и землю, ей удавалось раздобыть для него что-нибудь особенно вкусное, но она могла с таким же успехом скармливать ему больничную кашу, консервированный компот или желе — никакие лакомства не могли вывести его из этого терпеливого безразличия, из этой не свойственной ему замкнутости, ведь он еще ни разу не сказал, что все будет хорошо.

Как-то ей повезло: на пыльной полке книжной лавчонки ей попался потрепанный экземпляр «Николаса Никльби». Это разбудит его воспоминания, с надеждой подумала она и на следующее утро стала читать ему Диккенса.

Он не попросил бросить чтение, но, когда она забывала, где остановилась, он ей ничего подсказать не мог. Конечно, она не умела читать, как, бывало, читала ее мать: плавно, выразительно, и, должно быть, ему этого недоставало. Через час он медленно покосил здоровым глазом в ее сторону, хотя редко делал даже это незначительное, но дозволенное ему движение, и долго смотрел на дочь. Она не была уверена, слушает ли он чтение.

— Это все? — спросил он терпеливо, когда она остановилась.

— А ты ружье-то зарядил? — крикнул мистер Далзел. — Арчи Ли, тебе говорят, заряжай ружье, пока они не повыскакивали.

— Ай да молодец! Можете хоть всю ночь охотиться во сне! — бодро сказала миссис Мартелло.

Она никогда в жизни не посмела бы так фамильярничать с судьей Мак-Келва, подумала Лоурел, тем более шутить над его болезнью. Она угадала только одну черту из его прежнего облика.

— Какое же он у вас золото! — говорила она каждое утро его дочери. — Спит-то он неважно, а только по доброте и виду не показывает.

За это время миссис Мартелло связала двадцать семь пар детских башмачков. Только башмачки ее и занимали.

— А расходятся они у меня просто на удивление, — говорила она. — Лучше подарка не придумаешь.

Уже давным-давно судья Мак-Келва выработал в себе способность бесконечного терпения на случай, если оно понадобится. И вот теперь, в этом бедственном положении, Лоурел казалось, что он погружен в сон долготерпения. Он редко заговаривал, если к нему не обращались, да и то отвечал не сразу, как будто слова доходили до него постепенно, что уже было совсем на него не похоже. Он больше не пытался разглядеть дочь здоровым глазом.

Теперь он все чаще лежал, закрыв и второй глаз. Иногда Лоурел понижала голос, потом умолкала.

— Я не сплю, — говорил ей отец. — Читай дальше, пожалуйста.

— Как вы считаете, что его ждет? — спросила Лоурел у доктора Кортленда, выйдя за ним в коридор. — Прошло уже три недели.

— Три недели! Бог мой, как время летит! — сказал он. Ему казалось, что он умеет скрывать нетерпение, свойственное его живому уму, и это ему удавалось: он двигался и говорил размеренно, неторопливо, но вдруг выдавал себя внезапной улыбкой. — У него все идет нормально. Легкие чистые, сердце крепкое, давление ничуть не хуже прежнего. Да и глаз проясняется. По-моему, зрение тоже понемногу восстанавливается, пока что на периферии, понимаете, Лоурел? Ведь, если у него разовьется катаракта, пусть он хоть настолько видит, чтобы ему можно было повозиться в саду. Дайте время. Нам надо играть наверняка.

В другой раз, когда они вместе спускались в лифте, она спросила:

— Скажите, это у него из-за снотворных такое состояние — будто он где-то ужасно далеко от нас?

Доктор наморщил веснушчатый лоб.

— Видите ли, нет двух людей, которые реагировали бы на одно и то же одинаково. — Лифтер задержал лифт, чтобы дать ему договорить. — Люди-то друг на друга не похожи, Лоурел.

— Мама тоже ни на кого не была похожа, — сказала Лоурел.