Дочь орла

Новости из Магдебурга намного опередили появление мятежника и его свиты. Аспасия первой узнала эти новости от торговца реликвиями и шарлатанскими снадобьями, который пришел в Великий понедельник страстной недели вечером. Она знала его с давних пор. Пока она рассматривала его товары и перебирала пакетики с лекарственными травами, он сказал ей доверительно:

— Вот уж не ожидал увидеть тебя здесь, моя госпожа. Только не говори, что ты приехала служить новому королю.

— Я всегда служила Оттону, — ответила она. Она растерла между пальцами рыжеватый пестик шафрана, посмотрела, какого цвета осталось пятно, вдохнула острый, вяжущий аромат. — Как давно его собирали?

— Это первый весенний сбор, — ответил он. Он нагнулся к ней и понизил голос: — Я говорю не об Оттоне, госпожа. Не о тех двоих, что умерли, и не о том, который жив.

Она сохранила спокойствие.

— О Генрихе?

Он кивнул.

— Я слышал собственными ушами в зале во время пира. Один из его епископов подошел, благословил его и назвал королем. Германским королем по крови и по праву.

— Случайно, не итальянским?

Торговец ухмыльнулся, показав зубы, которым не повредил бы один из порошков Исмаила.

— Он говорит, что хочет вернуться к старому. Германия для германцев; а остальной мир может хоть провалиться.

— А мой император?

— Его там не было, — ответил торговец.

Она обнаружила, что в волнении изорвала в мелкие клочки наверняка драгоценный кусочек от покрывала Марии Магдалины. Она смотрела с ужасом на торговца: Генрих не терял времени. А теперь, о Боже, он уже не нуждался в Оттоне. Ребенок, который сейчас не может обойтись без няньки, но который вырастет и будет представлять опасность. Греки еще в Трое знали, как избежать такого неудобства. А уж на что были способны германцы…

Разносчик неправильно истолковал выражение ее лица. Он подмигнул ей.

— Ничего страшного, госпожа. Для добрых христиан это покрывало Магдалины. Для нас с вами это просто кусочек от старой сорочки моей жены.

Она его не слушала. Она поспешно выбрала несколько пакетиков, заплатила, не торгуясь, сколько он запросил, и отпустила его.

Генрих будет здесь завтра или послезавтра. Ей не терпелось ехать навстречу, но это было бы неразумно. Она лишится всех преимуществ, которые приобрела, расположившись в украденном им замке, поедая его продовольственные запасы и командуя его слугами.

Подожди, говорила она себе. Наберись терпения. Если Оттон уже мертв, что бы она ни делала, этого не изменить. Если он в заключении, она не поможет его освобождению, показав свое отчаяние.

Она должна быть безупречно царственной и безупречно византийской. Генрих не должен увидеть в ней и тени слабости.

Служанка, которую она себе присвоила, молодая, но смышленая, была в восторге от того, что ей выпала честь прислуживать римской принцессе. Хильда с благоговением подавала ей пурпурные шелка, а укладывая косы Аспасии в сложную византийскую прическу, она проявила настоящий талант.

Заботой о своей внешности и наряде Аспасия отвлекала себя от бесполезных переживаний. В замке царила суматоха. Передовой отряд Генриха уже прибыл; через час или два появится и он сам. Когда он войдет в зал, она должна уже быть там, воплощая собой царственную невозмутимость.

— Ты выглядишь, — сказала ей Хильда, — точь-в-точь как красавица на картине в Равенне.

Аспасия взглянула на нее с изумлением:

— Откуда ты знаешь про Равенну?

— Я была там, — ответила Хильда с гордостью. — Моя бабушка была служанкой императрицы Аделаиды. Когда я была маленькой, она брала меня с собой, чтобы я училась, как служить настоящей знатной госпоже. Мы побывали во многих местах, и многое я забыла, но я навсегда запомнила Равенну и красавицу на картине в церкви. Бабушка говорила, она была императрицей.

— Феодора, — сказала Аспасия. — Ее звали Феодора, и она была одной из первых красавиц своего времени.

— Ты похожа на нее. Такие же большие глаза, нос такой же.

Аспасия немножко огорчилась, ей всегда казалось, что у Феодоры нос слишком длинный.

— В те дни было другое представление о красоте, — сказала она.

Хильда вдруг замолчала, озаренная догадкой:

— Наверное, ты того же рода, что и она!

— Не по прямой линии, — объяснила ей Аспасия. — Мы ведем свой род от Василия Македонянина. Но родственные связи в Византии так же запутанны, как и в Германии. Если проследить все ветви я, конечно, окажусь в родстве с Феодорой.

— Ты только подумай, — сказала Хильда, пальцы которой ни на минуту не прекращали работать над прической Аспасии. — Как давно все это было в Византии. А у нас только недавно началась история. Двести лет назад мы еще были язычниками, а теперь посмотри. Мы собираемся создать новый Рим, как об этом мечтал Карл Франкский, но он умер, а сыновья его ссорились из-за наследства до тех пор, пока не осталось ничего.

Аспасия удивлялась все больше:

— Да ты ученая женщина.

— Ну, это вряд ли, — сказала Хильда. — Я умею слушать, вот и все. Сестра научила меня читать. Она монахиня в здешнем аббатстве, я год проучилась в школе. Она считает, что я тоже должна постричься в монахини, но мне так хотелось бы сперва посмотреть мир.