Рассвирепевший Вирон настоял на том, чтобы Олука подвергли жесткому наказанию — порке розгами из молодых побегов тальника. По установленной процедуре нарушителя дисциплины клали на землю и пороли до потери сознания. Бил старейшина рода, а колдунья следила за лицом провинившегося и давала сигнал, когда прекратить экзекуцию. Наказание суровое — человек мог и не выжить. Но это если все делать, как положено. В случае же с Олуком процедура, призванная крепить дисциплину и устрашать разгильдяев, превратилась в посмешище.
А все почему? Да потому что Олук — сын колдуньи Кулы и племянник Овуса. Старейшина 'длинноносых', исполняя экзекуцию, размахивал бьющей рукой так слабо, что, наверное, и бабочка бы не пострадала. А колдунья прекратила колотить в бубен уже после нескольких ударов — даже кровь на спине Олука не успела выступить, как следует.
Вирон находился всего в нескольких шагах и видел, что зрачки у Олука не закатывались: только глаза зажмурил, прохиндей, и сделал вид, что потерял сознание. Стоявшие за спиной вождя сородичи откровенно посмеивались: вот как Дока Кула (Длинная Волосы) своего сынка 'отмазывает'. Вирон вспоминал, как стонала от жуткой боли умирающая Рами, и скрипел зубами. А что делать — не скандалить же с Овусом при всем народе? Толку все равно никакого. К чему лишний раз на людях ссориться, если и без того разногласий хватает.
А ведь предлагал же Вирон, уже не однажды, чтобы наказание исполняли представители другого рода. Тогда все было бы по-честному, без поддавков. Но Овус даже на это идти не хочет. Как, мол, людей из моего рода будет наказывать кто-то другой? И по-своему он прав. Все это полумеры.
Пока племя разделено на два рода, каждая семья будет преследовать свои интересы. Потому и не проходит предложение Вирона выбирать одного общего вождя из самых уважаемых старейшин, вместо того, чтобы каждый год меняться поочередно. Овус и его семейка боятся, что выберут Вирона и тогда подобные фокусы, как с Олуком, не пройдут. А вот Вирон не боится. Если изберут Овуса, то пусть будет вождем. На какой угодно срок, как решит племя. Вирон подчинится любому решению. Но тогда пускай Овус за все и отвечает. А то, что получается? Один старается, а другой только пожинает плоды.
Вот, например. Проблема с жамами для молодых мужчин обострилась еще прошлой весной, когда племенем управлял Овус. Инициацию прошло сразу несколько подростков, и ни одной девушки. Уже тогда Вирон, предвидя будущие конфликты, предложил Овусу решение — напасть на одно из соседних племен, захватить женщин. Но старый трус отказался — мол, зачем портить отношения, у нас не так уж много воинов, а вдруг…Конечно, если всю жизнь сидеть в стойбище, можно не только воевать разучиться — голову куропатке и ту не открутишь.
В результате до зимы кое-как дотянули. Летом не шибко и уследишь, кто, где и с кем в кустах трется, а потом, уже на зимнем стойбище, начались разборки из-за женщин. Как назло, большинство мухилов в роде 'большелапых' оказалось, пришлось опять Вирону голову ломать. А как здоровым парням объяснить, почему для них женщин нет? Даже то, что Вирон сам без жамы живет, после того, как она умерла летом, при родах, для них слабое утешение.
Тогда старейшина 'большелапых' предложил Овусу совершить набег уже на глотов: все равно от этих дикарей одно беспокойство, а женщины у них ничего, сгодятся на время. Но тот снова в отказ. Мол, зимой идти в горы опасно, глоты там хорошо дерутся, все тропинки знают, один дикарь двоих наших стоит. Надо всех мужчин в поход посылать, но вдруг другие глоты в это время на стойбище нападут?
Тут Вирону и стукнула в голову неожиданная мысль: организовать совместный набег с воинами из соседнего племени, с 'леопардами'. Тогда будет, кого и на охрану оставить, и в поход отправить. Овус опять в кусты: где это видано, чтобы с чужими объединяться? Всегда сами по себе, мы 'волки', они 'леопарды'. Разве такие звери по одной тропе ходят?
Сидит у себя в землянке на волчьей шкуре, брюхо, как два бараньих бурдюка вместе, и трындит про свои обычаи. Вирон с трудом удержался, чтобы не ткнуть копьем в толстый живот…
На свой страх и риск, взяв нескольких парней из рода 'большелапых', Вирон отправился на переговоры к 'леопардам'. Но их старейшины оказались такими же, как Овус. Глаза выпятили, бороды чешут: зачем нам это? Если глоты нападут, мы и сами отобьемся. А к чему зимой в горы лезть? Из-за этих косматых дикарок? У нас своих баб хватает, не знаем, куда девать. Так и пришлось уйти ни с чем.
Но Вирон не был бы сам собой, если бы смирился с неудачей. Его деятельной натуре претило сидение на месте в бесполезном ожидании неизвестно чего. Переговорив предварительно со своими сородичами, обратился к Овусу:
— Моим мухилам нужны женщины. Если не хочешь вести воинов на глотов, я сам поведу своих парней.
Овус взъерепенился:
— Я вождь сейчас. Только вождь может вести воинов в поход. Так говорят обычаи.