Дочь палача и черный монах

– Мне очень жаль, мадам, но это невозможно, – священник указал на алтарь. – Вы же сами видите, останки наверху, и нам до них не дотянуться. К тому же гробы заперты. Пошлите туда воздушный поцелуй. Я уверен, Господь поймет.

–  Mais non! – вскричала Бенедикта. – Я должна поцеловать их. Mes enfants… мои дети… – Она схватилась за грудь. – Иначе им никогда не выздороветь!

Но брат Михаэль оставался непреклонным.

– Поверьте мне, это невозможно. Но во время вечерней службы я посвящу вашим детям молитву. Просто скажите их имена…

– Дражайший брат Михаэль! Рабочие сказали мне, что я найду вас здесь. Ваши окна просто великолепны!

Голос донесся со стороны главного входа. Симон развернулся, и сердце у него чуть не остановилось. Быстрыми шагами, раскинув приветственно руки, к ним приближался Августин Боненмайр, настоятель из Штайнгадена.

Михаэль Пискатор тоже узнал своего коллегу из монастыря премонстрантов.

– Ваше преподобие, чем снискал я такую честь?

Боненмайр восторженно пожал руку настоятеля.

– Некоторые дела призывают меня в Шонгау и Пайсенберг. Новая часовня на Айхангер в ужаснейшем состоянии! И кто должен обо всем этом заботиться? – Он вздохнул. – Я решил, что по пути туда смогу у вас передохнуть. Нам нужно обсудить кучу всего касаемо работ в наших монастырях. Вы непременно должны назвать мне вашего стекольщика. Венецианец? Или флорентинец?

Брат Михаэль улыбнулся:

– Ни за что не отгадаете. Пообещайте мне остаться на ночь, и тогда я, быть может, назову вам имя мастера.

– Если вы настаиваете… – Только теперь настоятель из Штайнгадена заметил Симона и Бенедикту, которые как раз пытались незамеченными улизнуть между колоннами. – Какое совпадение, юная вдова из Ландсберга! – прокричал он им вслед. – И Симон Фронвизер! Ну что, отыскали вы ваших отравителей? Или же подыскиваете должность лекаря в монастыре Роттенбуха?

Михаэль Пискатор переводил взгляд с Боненмайра на Симона и Бенедикту, которые, словно молнией пораженные, застыли между колоннами.

– Ландсберг? Отравители?.. – вопрошал он в растерянности.

– Спасибо. Мы… мы… Все теперь прояснилось, – промямлил Симон. – Но не хотим вам больше мешать. Вашим преподобиям наверняка нужно много чего обсудить.

Он потянул за собой Бенедикту и оставил обоих священников позади.

На площади перед церковью Симон принялся ругаться во все горло, так что некоторые каноники начали на него оглядываться.

– Проклятье! Вот так повезло! Настоятель наверняка расскажет про нас брату Михаэлю. И плакал тогда весь наш маскарад!

– Маскарад, который вы и затеяли, – насмешливо отозвалась Бенедикта.

– Ну да, и что нам следовало сказать в Вессобрунне и Роттенбухе? Добрый день, мы ищем сокровища тамплиеров; можно нам осквернить ваши святыни?

Симон говорил не умолкая. Тем временем на них оглядывались все больше монахов, некоторые стали шептаться. В конце концов Бенедикта потянула его в сторону.

– Как бы там ни было, настоятель все равно не захотел открывать гробы. Так что на его помощь можно и не рассчитывать.

– Тем хуже, – прошипел Симон. – Тогда нам никогда не узнать, есть на мощах какое-нибудь указание или нет… Что теперь?

Взгляд Бенедикты скользнул по пустым оконным проемам, которые как раз застекляли рабочие. Мужчины стояли на шатких подмостках и осторожно втягивали на подъемнике яркие стекла. Симон уверен был, что каждое такое окно обходилось в целое состояние.

– Раз уж пастор не открывает нам гробы, придется нам их самим вскрыть, – проговорила Бенедикта. – Приму и Фелициану глоток свежего воздуха точно не помешает.

– И как вы намереваетесь это проделать?

Бенедикта еще раз кивнула на окна.

– Мы навестим наших пыльных господ этой ночью, – ответила она. – Стекольщики вряд ли закончат работу сегодня. И мне не очень-то верится, что церковь кто-нибудь стережет. Пастор, видимо, считает, что любого грабителя на месте молнией ударит.

– А с чего вы так уверены, что нас неударит молнией? – прошептал Симон. – За расхищение реликвий нас…

Но Бенедикта уже зашагала прочь.

Никто из них не заметил две фигуры, прятавшиеся среди других монахов. Словно длинные тени, они отделились от группы и двинулись по следу.

У себя в камере в тюрьме Шонгау главарь разбойников Шеллер перекатывал пальцами ядовитую пилюлю и в зарешеченное окно наблюдал за вьюгой на улице. Некоторые из сокамерников за его спиной уже дремали в предвкушении смерти, женщины рыдали, отцы шепотом прощались с детьми. Они рассказывали им о рае, куда попадали даже преступники и шлюхи и где они потом снова все встретятся. Говорили о лучшей жизни в ином мире и заставили больного десятилетнего мальчишку поклясться Богом и Девой Марией, что он будет вести порядочную жизнь. Они грабили и убивали, но теперь большинство из них были просто кающимися грешниками. Некоторые молились. Завтра явится городской священник и отпустит им последние грехи.