Дочь палача и черный монах

Натанаэль надвинул капюшон на лицо, заткнул кинжал за пояс и слился со снегом. Предчувствие последних дней его не обмануло. За ними следили.

Настало время выяснить, с кем им довелось столкнуться.

Симон окинул взглядом обледенелые подмостки и недоверчиво посмотрел на Бенедикту.

– Лезть наверх? Мы же соскользнем и…

Но Бенедикта уже взобралась на нижний ярус. Лекарь в очередной раз подивился тому, как она ловко двигалась. Он открыл было рот, чтобы еще раз ее окликнуть, но потом просто покорился судьбе и стал влезать на подмостки, с одного яруса на следующий, до самого верха. Оттуда молодой человек смог наконец оглядеть весь монастырский двор, укрытый снегом. В некоторых окнах, выходивших в сторону церкви, еще горел свет, остальное все было скрыто в кромешной тьме. На мгновение Симону показалось, что на площади что-то шевельнулось, но в темноте и метели не смог ничего толком разглядеть. В конце концов он двинулся к оконному проему, через который Бенедикта уже забралась в церковь.

Их план, похоже, удался. Рабочие не смогли закончить работу до вечера, и в некоторых окнах еще недоставало новых стекол. Симон болтал ногами в оконном проеме и наблюдал, как Бенедикта закрепила веревку на одной из поперечин и стала спускаться в церковь. Лекарь перекрестился и двинулся вслед за ней. Вскоре ноги его коснулись холодного пола, и он смог оглядеться вокруг.

Хоть церковь на ночь и заперли, монахи оставили зажженными несколько свечей. Их дрожащий свет придавал внутреннему убранству нечто зловещее. Из стеклянных гробов на главном алтаре на непрошеных гостей уставились скелеты святого Прима и святого Фелициана – с клинками в руках и терновыми венцами на лысых черепах.

Сейчас, посреди ночи, от них не исходило никакой святости, в них не было ни следа умиротворения или покровительства. У Симона возникло чувство, что скелеты в любое мгновение могли спуститься с алтаря, чтобы задушить богохульников своими костлявыми пальцами. Но они так и не двинулись с места, лишь обнажали зубы в вечном оскале, и в темных глазницах не было ничего, кроме смерти.

– Ну и какой из них?

– Что?

Симон настолько поглощен был ужасающим зрелищем, что не сразу расслышал Бенедикту.

– Я говорю, в каком из святых может быть спрятано послание? – повторила Бенедикта. – Нам вряд ли хватит времени, чтобы обыскать оба гроба.

– В каком?.. – Симон задумался. – Начнем с Фелициана, – сказал он наконец. – Он счастлив и везуч, а кладоискателю тоже без этого не обойтись. К тому же, как сказано у Матфея: многие же первые, то есть primi, будут последними.

Бенедикта скептически взглянула на лекаря.

– Вашими бы устами…

Они подошли к алтарю и встали прямо под гробом.

– Если поднимете меня на плечи, то я, быть может, сумею дотянуться до гроба, – сказала Бенедикта. – Тогда я попытаюсь осторожно его спустить.

– Но он слишком тяжел, – прошептал Симон. – Вы его наверняка уроните!

– Бросьте вы, он же из обычного стекла. А скелеты внутри не тяжелее нескольких старых костей.

– А если вы его все-таки уроните?

Бенедикта усмехнулась:

– Тогда нам придется собрать старину Фелициана заново. Вы же как-никак лекарь!

Симон со вздохом опустился на колени, чтобы Бенедикта смогла влезть ему на плечи, а затем, слегка покачиваясь, начал ее поднимать. Когда юноша почувствовал на щеках бедра Бенедикты, по телу его пробежала приятная дрожь.

Ну, превосходно, подумал он. Мы тут оскверняем святые мощи, а я при этом раздумываю о голых ляжках. Два смертных греха в одном…

Наконец Бенедикта дотянулась до нижнего края стеклянного ящика и обхватила гроб обеими руками.

– Теперь опускайте меня, – прошептала она. – Только медленно!

Симон стал осторожно опускаться на колени, а Бенедикта сжимала в объятиях ценный груз. Гроб раскачивался из стороны в сторону, скреб о край алтаря, пока не коснулся наконец пола. Бенедикта легко соскочила с ноющих плеч Симона.

– А теперь откроем его.

Бенедикта осторожно уложила гроб на пол и осмотрела крышку. Стекло по краям было запаяно золотой нитью. Торговка вынула нож и принялась расковыривать шов.

– Бенедикта, – сиплым голосом воскликнул Симон. – Вы точно уверены, что нам следует это делать? Если нас застукают, то нам грозит процесс, в сравнении с которым колесование Шеллера – просто детский выговор.

Бенедикта отвлеклась на мгновение от работы.

– Я не для того тащилась сюда, чтобы теперь сдаться. Так что помогайте!

Симон вынул свой стилет, с которым никогда не расставался, и вставил его в запаянный зазор. И сантиметр за сантиметром начал размыкать шов. Сплав был мягким и ломким, так что в скором времени им удалось открыть крышку.

– Прости нас, святой Фелициан! – пробормотал Симон, хотя не очень-то надеялся своей молитвой снискать понимание на небесах. – Мы делаем это лишь во благо церкви!