Дочь палача и Совет двенадцати

– Знаю ли я итальянский? – Макс посмотрел на него с удивлением. – Разумеется! С мамой я разговариваю только по-итальянски. Или по-французски. А по-немецки – только с отцом. Мама говорит, это язык необразованных варваров. – Он усмехнулся. – Для людей вроде тебя.

Петер сконфуженно уставился в пол. Он-то считал, что они с Максом друзья. Но в глубине души мальчик понимал, что это невозможно. Одной короткой фразы хватило, чтобы разрушить эту иллюзию.

Людей вроде тебя…

Макс был кронпринцем, а он – сыном простого лекаря из Шонгау. Петер не решался говорить Максу, что его дед – палач. Тот, наверное, засмеет его или сразу плюнет в лицо, как делали многие ребята в Шонгау.

Макс, похоже, не заметил его смущения. Он показал на сцену, и музыка зазвучала еще громче. Только теперь Петер заметил, что над сценой натянута проволока и по ней на артистов движется причудливая конструкция в виде дракона. Его охватило волнение, и он затаил дыхание.

– Летательная машина! – шепнул ему на ухо Макс. – Мама обещала, что Керль использует ее. Что ж, теперь будет хоть поинтереснее!

– Она и вправду похожа на дракона, – с благоговением произнес Петер. – На чудовище, которое поразил святой Георгий.

Он мгновенно позабыл свои мрачные мысли. Ребята напряженно следили, как машина со скрипом и лязгом движется по нарисованному небосводу. Когда машина угрожающе закачалась, Макс схватил Петера за руку.

– Потом дракон отправится в ад, – вполголоса сказал он. – У тебя глаза на лоб полезут, друг мой.

Петер улыбнулся.

В эту минуту они были обыкновенными любопытными мальчишками, единые в своей любви к летающим, извергающим пламя аппаратам.

* * *

В окнах трактира в Нойхаузене еще горел свет, такой уютный в зимнем сумраке. Снег лежал на крыше белым мягким покрывалом. Изнутри доносились приглушенные голоса, кто-то доигрывал на скрипке последнюю на сегодня песню.

Немногочисленные гости сидели за грубыми столами и допивали пиво. В большинстве своем это были путники, которые не успели в город до закрытия ворот и теперь вынуждены были ждать до утра. Два старых пьяных крестьянина опирались на свои палки и напевали в такт музыке. Трактирщик споласкивал кружки и мечтал поскорее отправиться спать.

В дальнем углу сидел мастер Ганс и ждал.

Он сидел здесь уже два часа, но тот, кого он дожидался, так и не пришел. Ганс раздумывал, и по мере раздумий нарастал его гнев. До сих пор все шло по плану, но теперь все выглядело так, словно из победителя он вдруг превратился в главного проигравшего. Но он все исправит, да, все исправит!

Он, вероятно, допустил ошибку, когда пришел к дому Дайблера, а потом на кладбище напал на Барбару. Но, Господь свидетель, эта девчонка просто выводила его из себя! Так продолжалось с той минуты, когда он впервые встретил ее, еще ребенком. Ганс так часто видел ее во сне: Барбара была его покорной женой – эта дерзкая кобылица, которую никто не мог усмирить, ни один мужчина…

Но в глубине души ты тоже хочешь этого, Барбара. Не так ли? Ты взываешь ко мне…

Как ему хотелось тогда, два года назад в тюрьме Шонгау, попортить ее нежную кожу… Но ее отец, этот всеведущий мерзавец, вновь расстроил его планы. Вот и теперь Ганс не знал, много ли уже известно Куизлю. Проведал ли Якоб о тайне, так тщательно оберегаемой? Есть ли у него хоть какие-то догадки?

Из-за Барбары на кладбище Ганс потерял над собой контроль. И теперь на него ополчился не только Куизль, но и весь Совет. И все из-за какой-то нелепицы… Ему следовало затаиться, как вору! Но теперь с этим покончено. Он сделает свой заключительный ход и отпразднует победу. Он, мастер Ганс, посмеется последним, а другие будут преклоняться перед ним. Он почти у цели!

Сообщение, которое Ганс получил через родственника в Хайдхаузене, поначалу удивило его. Казалось, противник предлагал ему перемирие. Должно быть, он не видел иного выхода, и петля затягивалась все туже. Ганс для вида принял предложение встретиться с ним вечером в этом трактире. И проторчал здесь уже два часа, а противник так и не явился! Может, он хотел обвести его вокруг пальца?

Поначалу Ганс недоверчиво озирался. Возможно, встреча эта служила лишь для того, чтобы натравить на него стражников. Все-таки он напал на девушку на мюнхенском кладбище… Но никто его не потревожил. Так, в ожидании, Ганс и не заметил, как выпил три большие кружки пива. Он не то чтобы опьянел, но сознание его слегка затуманилось.

Скрипка наконец-то смолкла, и Ганс решил, что больше ему здесь делать нечего. Он бросил на стол несколько монет и, не прощаясь, вышел из трактира. Хозяин вздохнул с облегчением: в присутствии этого типа ему становилось не по себе.