Дочь палача и театр смерти

– По-вашему, я об этом не задумывался? – прошептал Шреефогль и осторожно при этом огляделся. – Но Бюхнер не так глуп. Он и его сторонники в Совете строго-настрого запретили пропускать гонцов в направлении Аммергау. Ворота вот уже несколько дней под усиленным контролем, на дорогах патрули. Бюхнер понимает, что не все в городе согласны с его политикой. Вообще-то к Троице он должен передать свой пост кому-то другому, из числа троих бургомистров. Но он этого не сделает, а мертвой хваткой вцепится в свое место. Он, как жирный паук, сидит в своей умело сплетенной паутине.

– А если вы сами отправитесь в Обераммергау, чтобы предостеречь Лехнера? – предложила Магдалена. – Вряд ли Бюхнер арестует второго бургомистра.

– Я не был бы столь уверен в этом, – мрачно ответил Шреефогль. – Учитывая нынешние настроения в Совете, он натравит на меня всех остальных. Двух других бургомистров, старого Харденберга и Йозефа Зайлера, Бюхнер, судя по всему, уже купил. Сидели на собрании тише воды ниже травы… Даже не пикнули! – Он нахмурился: – Как бы то ни было, Бюхнер меня не отпустит. Даже если я отправлюсь тайно, уже на следующем собрании он заподозрит неладное и попытается меня перехватить.

Магдалена помолчала в задумчивости. Снаружи церковные колокола пробили восемь часов. Пьянящий аромат пряностей немного прояснил мысли.

– Вас он, возможно, и не отпустит, – промолвила она. – Как и посыльного. Но как насчет безобидной старухи, закутанной в платок и идущей куда-нибудь на рынок?

Шреефогль взглянул на нее с удивлением:

– То есть…

– Не сможет же Бюхнер запечатать все выходы из города. – Магдалена схватила Шреефогля за руку и продолжила с мольбой в голосе: – Прошу вас, напишите письмо Лехнеру, и я клянусь, что возьмусь за это дело с тем же рвением, с каким выступила на собрании.

– В этом я нисколько не сомневаюсь. Но вы подумали о том, что произойдет, если ваше отсутствие заметят? Бюхнер и Рансмайер сразу заподозрят вас!

Магдалена вздохнула:

– Тут вы правы. И все же с допросом Барбары им придется повременить, пока не найдется другой палач. Получается, у меня в запасе два-три дня. Этого должно хватить, чтобы вернуться с Лехнером.

– Если вы опоздаете… – Шреефогль запнулся. – Месть Бюхнера будет страшна.

– Я не опоздаю. Речь идет о жизни моей сестры! Да есть ли у нас другие возможности?

Патриций пожал плечами:

– К сожалению, нет. Но…

– Тогда напишите это чертово письмо, и завтра утром, еще до рассвета, я отправлюсь в путь. – Магдалена поднялась и решительно двинулась к выходу, сереющему между ящиками и мешками. – Я вовремя вернусь с Лехнером, клянусь! Вы знаете моего отца, и вам ведомо, до чего мы упрямы.

* * *

Якоб Куизль шагал через топи в сторону Обераммергау. На лоне природы, вдали от шума и болтливых людей, ему легче всего было думать. На небе высыпали звезды, луна давала достаточно света, чтобы не сбиться с узкой тропы. Палач прислушивался к крикам сов и сычей. Эти звуки всегда его успокаивали. Однако в этот раз он не мог обрести внутреннего покоя.

Разговор с Лехнером не обнадеживал. Секретарь напомнил, что им нужен виновный и задача Куизля – этого виновного найти. О том, что в противном случае ожидало его в Шонгау, Лехнеру упоминать не было нужды. Якоб и без того все понимал.

«Из-за той идиотской драки с доктором я оказался во власти Лехнера! Приходится плясать под его дудку, хочу я того или нет. Иначе Георг никогда уже не вернется из Бамберга…»

А что Куизль ненавидел больше всего на свете, так это плясать под чужую дудку.

Кроме того, он по-прежнему был убежден в невиновности Ганса Гёбля. В одиночку парень не смог бы поднять крест. А в то, что за убийством Доминика стояло все семейство Гёблей, палач не верил тем более. Не следовало забывать и об убийстве Габлера, к которому Ганс не мог иметь никакого отношения. Когда это произошло, он давно сидел в камере монастыря. И тем не менее Куизлю, вероятно, скоро придется допрашивать беднягу – так решил Лехнер… Просто зла не хватало!

Сам не зная почему, Якоб пошел не по тракту, а через болота, как несчастный Габлер накануне. Через некоторое время палач миновал место убийства, которое уже осмотрел при свете дня. В свете луны были видны следы множества ног, ветки ближайших кустарников были поломаны. С трудом верилось, что совсем недавно здесь лежал убитый в луже собственной крови.

Куизль двинулся было дальше, но тут что-то хрустнуло у него под ногой, словно бы он наступил на орех. Палач с удивлением наклонился и поднял с земли деревяшку в палец длиной, разломленную пополам. Она была в грязи, и Куизль не сразу понял, что это. А когда понял, насторожился.

Что за?..

Возможно, это было и совпадением, но палач решил сохранить находку. Он задумчиво положил обе части в карман и двинулся дальше, минуя лужи и искривленные деревья. Дул легкий ветер и трепал поля его шляпы.