Дочь пекаря

– Ложись! – закричал парню Берт. – Брось нож, а то стреляю!

Девушка завизжала.

Раздался выстрел. Затопали ботинки.

Среди семечек возникло лицо Берта.

– Рик, живой? Кивни, если слышишь.

Рики кивнул. С трудом проморгался. Розовый туман рассеялся, и он понял, что лежит на спине и смотрит в рябой потолок.

– «Скорая» уже едет, – сказал голос.

– Мне… мне «скорая»… не нужна. – Рики попытался встать, но не смог; комната катилась, как арбуз с горки.

– Приедет минут через пять, – сказал тот же голос.

– Я говорю, – Рики привстал и схватил Берта за рукав, – я в порядке.

Берт похлопал его по дрожащей руке:

– Ты-то в порядке, а вот он нет.

Девушка рыдала.

– Lo siento. Tuvimos que hacerlo para nuestra familia. Mi hermano. Por favor. Señor, señor, señor[55], – закричала она и попыталась уцепиться за Рики.

Пограничник заломил ей руку за спину, поставил на ноги и увел.

– У пацана в штанах триста граммов кокаина, – сказал Берт. – Сообразил, что его по-любому повинтят. Чуть было… – Он вытер пот с шеи. – Я его в ногу, остановить хотел. «Скорая» уже едет.

Рики провел рукой по лицу. Кровь. Берт помог ему сесть.

– Он тебе в лицо заехал. – Кадык у Берта дрогнул.

– Адски больно. – Рики судорожно вздохнул. Между глазниц и в затылке пульсировала жгучая боль.

Полицейские и пограничники выводили людей.

– Агент Мозли, – позвал шеф Гарца. – Парень с сестричкой, похоже, наркокурьеры. «Койот» говорит, что не знал. Когда выяснил, дал ей в глаз.

– Его поймали?

– Угу. Зовут Карл Бауэр. Что смешно, даже не латинос. Из Небраски. Приводы уже были. Приехал в Мексику наживаться на переброске. Один чумазый сказал, тут каждый по четыре штуки баксов забашлял за попытку.

– А тот парень на Рио?

– Не-а, – ответил Гарца. – Местный. Проверили. Легальный.

– Черт, – Берт покачал головой, – вылитый мексиканец. А чего ж побежал-то?

– Потому что мы за ним погнались, – сказал Рики.

– Карл прятался в соседнем трейлере. Сказал там женщине с ребенком, что даст десять тысяч, если не будут рыпаться. Пацан так перепугался, аж в штаны написал. Только он за дверь, мать вызвала 911, – пояснил Гарца.

– Вот тупица, – сказал Берт. – Это ж она нам то укрытие сдала.

Рики вспомнил хмурую женщину и ее сынишку на трехколесном велосипеде: «Пока! Пока-пока!» Она ведь тоже мексиканка. Может, тоже считает, что законы нужны, даже если не очень понятно зачем. Лучше быть на стороне властей, чем против них.

И все же, когда приехала «скорая» и стала светить на его лоб фонариками, Рики подумал, что можно бы и по-другому – без ненужных страданий и нелепых смертей. Чтоб и родине служить, и совесть не мучила.

– У вас приличная ссадина и сотрясение, – сказал врач. Жвачка во рту только усугубляла его испанский акцент. – Еще повезло. Говорят, он вам чуть шею не сломал. Голову с плеч мог снести. – Он протянул Рики две таблетки тайленола. – Отдыхайте и постарайтесь недельку не биться головой. Дома есть кому за вами приглядеть?

Рики не ответил. Проглотил таблетки не запивая. Они царапнули горло.

Он винил во всем Ребу. А может, дело не в ней. Может, в нем. Он требует принять решение, а сам? Чтоб быть честным с ней, надо сначала перестать врать себе.

Двадцать три

Пекарня Шмидта

Гармиш, Германия

Людвигштрассе, 56

24 января 1945 года

– Вот так сюрприз, – сказала фрау Раттельмюллер и откашлялась, прикрывшись рукавом пальто. В кухню дохнуло морозом.

– Я увидела дым из трубы. – Она постучала клюкой по косяку. – Ты рано затопила печь, я подумала – булочки уже готовы.

Элси сглотнула и заслонила собой Тобиаса.

– Приходите в шесть. Мы не открываемся раньше, вы же знаете. Родители в отъезде, и у меня нет времени для специальных заказов. Простите, но вам придется ждать, как всем.

Фрау Раттельмюллер заглянула ей за спину.

– А у тебя помощник. – Она клюкой указала на Тобиаса: – Маленький эльф.

Элси окаменела.

– Уходите, прошу вас.

Она двинулась к двери. Накинуть цепочку, проводить Тобиаса в тайник, сделать вид, что все это страшный сон. О последствиях и думать невыносимо. Теперь даже Йозеф ее не спасет.

Тобиас съежился у печи. В топке трещали и шипели дрова.

– Он еврей? – не сдавалась фрау Раттельмюллер.

Колени у Элси подогнулись. Старуху не выгонишь – пойдет отсюда прямиком в гестапо.

– Еврей? – Она выдавила неловкий смешок. – Нет, это…

– Потому что он очень похож на еврейского мальчика, которого гестапо искало в сочельник. – Фрау шагнула в кухню и закрыла дверь. – Ко мне тоже приходили, бедная Матильда аж в шаровую молнию превратилась.

Фрау села, морщинистым подбородком оперлась на клюку.

– Вы ошибаетесь, – сказала Элси. Щеки у нее пылали, как угли в печи. В ушах стоял пронзительный звон. Вдохнуть не удавалось.

– Иди сюда, мальчик, – сказала фрау Раттельмюллер.

Элси взяла его за руку:

– Это мой племянник Юлиус. Сын Гейзель.

Фрау Раттельмюллер прищурилась:

– Тогда скажи-ка мне, с каких пор немецких мальчиков метят, как евреев в лагере?