Дочь пирата

— Какой? — Дариус приподнял голову.

— Ты любишь ее?

Дариус снова уронил голову на прогретый солнцем камень.

— Так ты любишь ее? — переспросил король.

— А с какой стати, по-вашему, я отправился убивать Наполеона? Я хотел освободить ее!

— Ты понимал, что не вернешься оттуда живым!

— Понимал.

— И все же отправился в Милан.

— Да! Я люблю ее! Что вы хотите знать? Я люблю ее больше жизни.

Король скрестил руки на мощной груди и погладил подбородок, продолжая яростно сверлить взглядом поверженного зятя. — Право, меня тошнит от тебя, Сантьяго.

— Взаимно, сир.

— Сантьяго.

— Что?

— Если ты так сильно любишь мою дочь, что готов умереть за нее, какого черта ты не попросил у меня ее руки?

— Потому что вы сказали бы «нет», — устало отозвался Дариус.

— Неужели?

— Возможно, вы сказали бы «да» из чувства благодарности, в расплату за пулю, которую я получил вместо вас.

— Я — король. — Лазар покачал головой. — Ты гордый упрямый дурак, манифико[6]. Я сказал бы «да» и был бы счастлив. — Король снял ногу с груди Дариуса и подал ему руку, чтобы помочь встать.

Дариус настороженно смотрел на него. Слишком настороженно, чтобы шевельнуться.

— Вы сказали бы мне «да»? Мне?!

Лазар лишь мягко хмыкнул и грустно покачал головой. Рука его осталась протянутой.

— Вставай, сын.

— Ты поможешь мне все тут убрать? Правда? Да, конечно, ты же хороший котеночек, — нежно говорила принцесса пушистому белому котенку.

Тот, урча, подъедал остатки завтрака Дариуса, который Серафина швырнула о стену много часов назад.

День близился к закату. В желтой вилле и вокруг нее царила тишина.

Пока котенок пировал, принцесса грустно оттирала мокрой тряпкой стену и думала лишь о том, какое гадкое впечатление, наверное, произвела на Дариуса ее детская истерика. Он знал настоящий голод, а тут она бросает блюдо с хорошей едой через всю комнату, так что теперь та годится только для кошки…

«Испорченная балованная девчонка!» — подумала Серафина, полная презрения к себе.

Серафина понимала, что после всех своих нынешних признаний Дариус не захочет встречаться с ней. Но она не собиралась покидать его… Ни сейчас, ни потом… никогда! Он больше не останется в одиночестве. Ему не придется вновь одному сражаться с демонами своего прошлого. Принцесса любила в Дариусе и блестящего рыцаря, и маленького заброшенного мальчишку. Наконец-то Серафину хотели и нуждались в ней ради нее самой! Теперь у нее есть цель жизни — стать его спутницей и опорой.

Закончив с помощью котенка уборку погибшего завтрака, Серафина отправилась искать образок Богоматери, который Дариус в безумном порыве сорвал с себя.

Она нашла образок у двери и положила в карман, предвкушая, как снова наденет образок на Дариуса.

Взволнованная, скучающая, она ходила из комнаты в комнату, томясь одиночеством, ожидая возвращения Дариуса.

Внезапно она услышала топот копыт и крики пятерых ее охранников. Это не мог быть Дариус, потому что голоса звучали враждебно. Серафина вздрогнула, а глаза ее гневно сверкнули.

За окном звучала русская речь.

В парусиновой палатке неподалеку от места боя Дариус участвовал в роскошном ужине в честь героев — вместе с королем, кронпринцем и высшими офицерами. Все поздравляли его с женитьбой.

Вдруг оказалось, что все страшно за него рады! Дариус не знал, как сказать им, что уже почти разрушил свой брак.

Мысли Дариуса то и дело возвращались к жене, а между тем его сотрапезники обсуждали бой и соглашались в том, что защита Асенсьона организована лучше, чем ожидалось. Рэйф начал бахвалиться и кричать, что когда Вилльнев явится к острову, захватить адмирала будет проще простого. Лазар, однако, высказал мнение, что Вилльнев, зная хладнокровие и опыт Горацио Нельсона, едва ли прибудет сюда из Вест-Индии.

Наконец Дариус убедил принца признаться отцу и рассказать ему о Джулии и туннелях.

Лазар все еще кричал на своего отпрыска, когда Дариус, посмеиваясь, распрощался с ними. Ему хотелось побыть наедине со своей печалью, представить, как он войдет в опустевшую желтую виллу.

Настроение Дариуса не улучшила долгая поездка домой на одолженном жеребце. Дариус был мрачен и рассеян. Он устал от событий дня, слишком сытно поел и теперь направлялся домой не спеша, ибо страшился, что на вилле никого не застанет.

Жаркий день к вечеру стал прохладнее. Дариус приближался к желтой вилле, и в нем нарастало тревожное ожидание: застанет ли он там свою жену?

Перспектива возврата к старой жизни, без Серафины, казалась невыносимо беспросветной. Но решит ли она остаться или уехать, он примет ее выбор стоически.

Солнечное сияние гасло. Небо на западе тускнело. Сумерки сгущались. В полном изнеможении Дариус въехал в высокие кованые ворота, провел коня в конюшню, и сердце его упало. Нигде ни души. Ни огонька в окнах.

Все уехали.

Сунув руки в карманы, Дариус вышел на мощенный булыжником двор и посмотрел на купленный им дом. Господи, как же туда войти? Это невыносимо!

«Нет, — сказал он себе. — Все идет как надо. В сущности, я не заслужил Серафину. Она для меня слишком высокого происхождения, слишком красивая, слишком чистая. Ей будет лучше без испанского безумца».