Дочь пламени и пепла (СИ)

Она поняла, что генерал сел рядом с ней, когда под тяжестью его тела прогнулся матрас. Он дотронулся до её волос и осторожно провёл по ним, пропуская нежный шёлк сквозь пальцы. Виола не отстранилась. Ей было безразлично, что он собирается делать.

— Я хочу, чтобы ты перестала мне врать, Виола, и, наконец, рассказала кто ты такая, — Виола хотела заткнуть уши, чтобы не слышать его вкрадчивый голос. — Завтра я уеду, а у тебя будет время подумать обо всём. Чем быстрее ты научишься жить по моим правилам, тем легче тебе здесь будет, — мягко пояснил генерал. Он гладил её по волосам, успокаивая, словно она была маленьким ребенком. — Чем больше ты сопротивляешься, тем больнее тебе будет. А я… — Эйрон замялся, его голос сделался тише. — Я не хочу причинять тебе боль, Виола.

— Тогда просто отпусти меня, — прохрипела она, сильнее сжимаясь в комок. Она хотела, что бы он поскорее ушёл и оставил её одну, зализывать свои раны. Некоторое время Эйрон молчал, его рука замерла.

— Я не могу, — наконец, отозвался он, и, поднявшись с кровати, вышел из комнаты.

Мэй торопливо шла по пыльной потрескавшейся земле, с силой сжимая свои сухие мозолистые руки в кулаки. Злость, словно вода под давлением, так и клокотала в ней, распаляя намного больше полуденного солнца, что било в глаза. Она всегда знала, что ему нельзя доверять! Всегда! Вот он и показал своё истинное лицо! И когда? Когда Виоле больше всего необходима была его помощь и поддержка! Мерзавец выбрал самый неподходящий момент! Впрочем, этого и следовало ожидать от такого ничтожного создания, как он! Жалкий трус! Она с остервенением пнула лежавший на пути камень. От яростного удара он отскочил куда-то в сторону и скатился с земляного холма. Вверх поднялся сероватый столп пыли, который через время стал медленно оседать на бурую землю.

Мэй уже подходила к своему кособокому домишке, радуясь, что, наконец, сможет немного передохнуть. Удушливый кашель засвербел в лёгких, и стены хижины задрожали, когда он вырвался наружу. Проклятая болезнь всё никак не хотела оставлять её! Будь она неладна!

Тяжелый разговор вымотал её окончательно, отбирая остатки последних сил. У неё в голове до сих пор звучали его слабые оправдания, которыми он лицемерно прикрывался.

— Но что я могу сделать? — проскулил он, когда, после исчезновения Виолы, она попросила его о помощи.

— Как ты можешь? Это же Виола! Мы должны ей помочь! — злилась женщина, с укором смотря на мужчину. Карие глаза забегали по сторонам, пытаясь скрыть стыд, но Мэй видела его. Ей стало тошно.

— Ей уже ничем не поможешь. Ты ведь знаешь это не хуже меня! Тем, кого уводят даркийцы, помочь нельзя! Её не вернуть, и тебе пора свыкнуться с этой мыслью, — его голос сорвался на крик, и женщина сморщилась от брезгливости, уловив в нём истерические нотки.

— Ты даже не хочешь попытаться? — её вопрос прозвучал спокойно. Ответ на него она уже знала, но хотела убедиться в очередной раз, что не обманулась в нём.

— Нет. Я не стану рисковать своей жизнью из-за твоих призрачных надежд. Прости, — промямлил он, вновь отведя глаза в сторону. На душе стало мерзко от его слов, и она сделала шаг назад. Как Виола не разглядела его подлую душонку?

— Надеюсь, после всего ты сможешь спать спокойно, и твоя совесть не будет тебя тревожить, — тихо проговорила Мэй, отворачиваясь. Ей стало противно находиться рядом с ним. Даже воздух, который окружал его, показался ей каким-то мерзким. Она хотела поскорее уйти, оставив его наедине со своей трусостью.

— Ты будешь просто дурой, если сунешься к даркийцам! Виоле ты уже ничем не поможешь, но и сама сгинешь там, в их огне! Ты слышишь? — кричал он ей вслед, будто оправдываясь, но она даже не обернулась. Ей больше не о чем было говорить с ним.

Сидя за хлипким деревянным столом, она напряженно думала. Сури ей рассказывала, что Виолу схватили сразу, как только даркийцы появились в пустоши, а после они забрали её с собой. Должно быть, она сейчас в Варде. Именно туда увозят магов, а потом…

Мэй заморгала, сдерживая жгучие слёзы. Что с ней случилось там? Что они с ней сделали? Где она теперь?

От этих тягостных мыслей, что метались в её голове, ей хотелось разрыдаться. Не сберегла! Не сберегла! Она безвольно опустила тяжёлую голову на руки, и слёзы, словно прорвавшаяся плотина, потекли по её чумазым щекам. Она всхлипывала, утопая в своей печали, как в глубокой реке. Когда слёзы, наконец, иссякли, она подняла заплаканное, раскрасневшееся лицо, стирая остатки солёных капель подолом своей длинной, пропитанной ржавой пылью, юбки.