– Я всё понимаю, – серьёзно сказал тот. – Врачебное дело обсуждению не подлежит.
Алёна обернулась к Кате и подняла указательный палец вверх, обращая её внимание на то, что даже командир не спорит с медициной. На этой ноте они простились, и Алёна вышла на улицу, напоследок бросив очередной укоризненный взгляд на ребёнка. Она точно ещё не всё сказала. Как только дверь захлопнулась и в землянке осталось только двое, серьёзность сразу же спала с лица Резанцева. Он мягко обратился к девочке:
– Ну что ты медсестёр злишь? – сел на нары солдат. – Даже я к ним не лезу лишний раз.
Катя смущённо опустила голову:
– Понимаете, товарищ командир, – сказала она, – я письмо уже второй день дописать не могу.
– Письмо? – переспросил тот, подняв брови.
– В Малиновку, – уточнила девочка. – Сегодня же почта? Или завтра? Я слышала про это говорили что-то.
– Ни сегодня, ни, наверное, завтра, – покачал головой Резанцев. – Опять перебои.
– Задерживается? – грустно вздохнула та.
– Скорее всего, – сказал Александр. – Сама же знаешь, на фронте не бывает стабильности. Так что, откладывай это дело и лечись.
– Слушаюсь, – кивнула та.
Командир опустил руки на колени и отвёл взгляд в сторону. Он резко стал каким-то задумчивым, даже печальным. Внутри землянки сразу же повисла неприятная и напряжённая атмосфера. Катя уже знала, что это значит:
– Есть серьёзный разговор? – догадалась она.
– Да, боец, – выпрямился тот, всё ещё не сводя взгляда со стенки.
– Что-то с Гришей? – взволнованно спросила девочка.
– Нет, – нахмурился тот, – с тобой.
Волнения захлестнули Катю ещё сильнее. «Что это значит?» – не понимала она. – «Со мной? Неужели я плохо работала на задании? Может товарищ полковник передал что-то?» Девочка внимательно наблюдала за Резанцевым, пытаясь в его взгляде отыскать хоть какую-то подсказку, но ничего не находила. Но Александр не спешил с ответом. Было видно, что слова ему давались непросто. Он от волнения потирал руки. Наконец, командир произнёс:
– Я давно хотел с тобой об этом поговорить. Ещё с того момента, как тебя подстрелили немцы, когда ты спасла железную дорогу. Хотел поговорить после случая с Малиновкой, после того, как тебя задело снарядом. Но сейчас уже откладывать нельзя.
Катя почувствовала, как внутри неё всё окатило холодом, волосы встали дыбом. Она поняла к чему клонит командир и ей этого очень не хотелось. Девочка понимала, что, возможно, она сейчас выслушивает свой приговор. Приговор насчёт её дальнейшей судьбы. И Катя не ошиблась.
– Я хочу тебя отправить в тыл, – сказал Резанцев. – В ту же Малиновку. У тебя там есть уже знакомые, легче прижиться. Уверен, что и Зорникова не будет против. Не нужно тебе здесь, – он взглянул на застывшую девочку и тяжело вздохнул. – Я помню, что сам тебе это предложил. Помню, что дал выбор и пообещал оставить. Поэтому, собственно говоря, я и никак не знал, как тебе это сказать. Сама знаешь, пообещал – выполняй. Но сейчас не об этом. Время уже другое настало. Не как в 42-ом. Тебя стали привлекать на задания, ты чаще теперь встречаешь немцев. Ты, меньше чем за два месяца, два раза попадала в медпункт. Что дальше будет? – он сделал паузу и опустил голову. – Прости меня. Нужно было сразу тебя отправить отсюда. И ты бы тогда несильно привязалась к нам, и всего бы этого не было. То, что происходило и происходит с тобой полностью моя вина. Но я очень хочу, чтобы ты была жива и невредима. Таких жертв не нужно.
Катя сидела, не в силах пошевельнуться. В этот момент она забыла даже, как дышать. Тыл. Для неё это слово было настоящим приговором. Девочка вся побледнела, как моль, сопровождающая солдат в землянках и палатках в летнюю ночь. Перед глазами проносились моменты, которые произошли с ней здесь за полтора года: как она с бойцами играла в «Дурака» потому, что другой игры в карты никто не знал, как она с остальными встречала новобранцев, как помогала раненым в тяжёлых боях, как прощалась с товарищами. Но какие бы невзгоды не происходили, преодолевали они их всем батальоном, как одна большая семья. И снова потерять её? Снова почувствовать боль разлуки? Она этого так не хотела! Девочка обречённо посмотрела на Александра:
– Товарищ командир, я пропаду в тылу! Я боец! Боец третьего батальона! Вы же сами мне тогда сказали! – она сделала паузу, ожидая, что Резанцев скажет ей что-нибудь, но он молчал. Катя произнесла чуть тише. – Я же потом никого не найду. Я вас не найду после войны!
– Там будет безопаснее, – произнёс тот.