Дочь полковника

— Вы в последние дни виделись с милой Марджи Стюарт?

— Нет… — Джорджи вдруг сообразила, что уже давно не была у Марджи, не считая того раза, когда попросила ее содействия в интриге мистера Перфлита.

— Такая милая девочка, несмотря на ужасные манеры и, боюсь, — нравственность. Но сейчас это, кажется, в моде. Только не понимаю, как она терпит этого ужасного мистера Перфлита. Ах, простите, деточка, я и забыла, что вы с ним теперь так дружны!

— Я просто раза два говорила с ним о месте для мужа Лиззи, — неловко ответила Джорджи, тоскливо чувствуя, что краснеет под сверлящим взглядом миссис Исткорт.

— А я-то думала, что вас водой не разольешь! — воскликнула миссис Исткорт со зловещим хихиканьем. — Кажется, и он тоже уехал. И я полагала, что уж вы сможете объяснить мне почему.

— Нет, я… я ничего не знаю… С какой, собственно, стати? Я узнала, что он уехал, только когда он мне написал.

— А, так он вам написал? — Миссис Исткорт, разумеется, не упустила столь счастливой возможности. — Так неужели он не объяснил, куда он уехал и почему?

— Он написал, просто чтобы извиниться, что не сможет прийти к нам на чай, так как должен уехать к больному дяде в Париж.

— Так вы все-таки знаете, почему он уехал!

Джорджи побагровела от смущения. Надо же так глупо проговориться!

— Поехал в Париж навестить больного дядю! — продолжала миссис Исткорт. — А я и не знала, что у него есть дядя! Мне всегда казалось, что он воспитывался в сиротском приюте, если не в каком-нибудь исправительном заведении для малолетних преступников.

Тут появилась служанка с огромным серебряным подносом, на котором красовался чайный прибор, чашки и тарелки с бутербродами и домашними булочками.

Подобно многим и многим людям с положением, Алвина почти всегда угощала своих врагов заметно лучше, чем друзей. Однако вовсе не из преувеличенного христианского милосердия, а всего лишь потому, что боялась насмешек своих врагов больше, чем ценила удовольствие и благодарность друзей. Бесспорно, она обладала врожденным талантом светской хозяйки. По правилам игры, принятым в Кливе, миссис Исткорт оглядывала угощение придирчивым взглядом генерала, прибывшего с инспекцией, и в то же время воркующим голосом уверяла, что ради никому не нужной старухи вовсе не стоило так затрудняться. Весь ритуал обе опытные ветеранши проделывали с быстротой и небрежностью старого католического священника, служащего мессу в чаянии скорого обеда, о котором думает и скучающий причетник.

Джорджи совсем обессилела, утихшая было головная боль вновь стала свирепой. Миссис Исткорт неторопливым голоском бедной старушки тоном благочестивого смирения и святости роняла слова, полные самой ядовитой, самой исступленной злобы. Джорджи казалось, что два дьявола в сером шелке барабанят молотками по ее вискам. Даже Алвина заметила, как она побледнела, и ухитрилась выставить миссис Исткорт вон раньше, чем той хотелось бы. Будь ее воля, старая ведьма, без сомнения, продолжала бы сыпать пакостями и отравленными шпильками, пока не заснула бы от утомления, и Алвина заставила ее уйти чуть ли не силком. А потому нежное ее прощание с Джорджи было вдвойне ехидным и злым.

Мартин в гостиной тем временем поддерживал оживленный, но односторонний разговор с полковником, который отправился со своей конной пехотой в весьма длинный рейд по Южной Африке. Дамы вошли, когда он объяснял:

— Ну так я вскочил на моего гнедого, поскакал к Китченеру и заявил наотрез, что от этого Френча я подобных штук терпеть не намерен, изволите ли видеть…

К большому сожалению полковника, Мартин торопливо с ним распрощался. По всем правилам этикета, принятого сливками Клива, к калитке двинулась церемониальная процессия, и миссис Исткорт зашептала Алвине:

— Бедненькая Джорджи, как она плохо выглядит! Куда делся ее прелестный румянец! Дорогая моя, я убеждена, что ее что-то гнетет. Я всегда заставляю Мартина делиться со мной всеми его маленькими секретами: ведь возможность довериться родителям для детей такая отрада, не правда ли? Я убеждена, что Джорджи очень помогло бы, если бы она излила вам свои девичьи горести. Мне совсем, совсем не нравится ее вид. Помнится, я сама и выглядела так, и чувствовала себя точно, как она описывает, когда я ожидала милого Мартина… До свидания, дорогая, до свидания.

Алвина онемела от ярости и досады. Миссис Исткорт удалялась переваливающейся походкой жирной утки, и она смотрела ей в спину, словно творя магическое заклинание, которое испепелило бы старуху на месте, а полковник все еще вежливо держал шляпу в руке.

— Свинья старая! — мстительно сказала Алвина. — Так бы и выдрала ей все волосы, какие у нее остались!

— А? — недоуменно и шокированно произнес полковник. — Что такое?

Алвина, не ответив, быстро зашагала к дому.