Дочь полковника

«Растрачивание физической энергии без всякой пользы для себя! – подумал он. – Право, я филантроп, а вернее, филожен. Но будет ли она благодарна? Следовало бы! В конце-то концов я же ее не облиззил. Она вкусила своего пирога и сохранила его целым».

Эти философские размышления прервал резкий толчок. Джорджи с силой отбросила его руки и вскочила. Она замерла в дальнем углу каморки спиной к нему и прижала ладони к лицу. Перфлит внезапно обнаружил, что старый сарай пропах плесенью. Прихрамывая – затекшая нога ему почти не повиновалась, – он подошел к Джорджи и, нежно положив ей руку на плечо, спросил с отеческой заботливостью:

– Что с вами, моя дорогая? Вам нехорошо?

Джорджи отняла ладони от лица.

– Ах, как я могла? Зачем вы?… Почему я вам позволила?…

«Вот она – добродетель! – негодующе воскликнул про себя Перфлит. – Ты чуть ли не прямо требуешь пирога. Твой покорнейший слуга сотворяет чудо – ты и вкушаешь пирог и сохраняешь его, а затем вместо благодарности поносишь чудотворца. Не выйдет, милая моя! Я тебе этого не спущу».

Он оскорбленно снял руку с ее плеча и произнес строго:

– Вы ведь не протестовали. Я несколько раз предоставлял вам возможность остановиться, но вы ею так и не воспользовались. И как будто получали удовольствие. Я бы даже сказал, что вы сами напросились!

– Ах! – вскричала Джорджи с тем неистовым негодованием, которым мы встречаем разоблачение истиной подоплеки наших побуждений. – Ах, какая же вы скотина!

«Ругань, – сказал себе Перфлит, – обычное прибежище тех, кому нечего возразить. Но эту разъяренную женскую душу необходимо утихомирить. Девица способна закатить сцену, что было бы прискорбно. И даже выплакаться родителям, что поставило бы всех в крайне неприятное положение». И его ладонь вновь нежно опустилась на ее плечо.

– Тише-тише, – произнес он убаюкивающе. – Зачем же так? Я вовсе не хотел вас обидеть, а просто указал, насколько вы ко мне несправедливы. Вина ведь лежала бы равно на нас обоих, если бы о вине вообще могла идти речь. Но сюда мы забрались по воле случая, и, клянусь, у меня в помышлении не было, пока вы не… Но не важно! И вообще не мы первые, не мы последние.

– Но это же дурно! – воскликнула Джорджи. – Очень дурно и унизительно! Зачем только я вам позволила!

Перфлит позволил себе в темноте довольно гаденькую улыбочку.

– На вашем месте, моя дорогая, я отнес бы все это к категории и естественного, и неизбежного. Ведь, если на то пошло, вы всего лишь испытали то, что девушки, обычно, испытывают много раньше.

– Но ведь, – с отчаянной решимостью произнесла Джорджи, – приличная девушка должна сохранить себя для мужа чистой! Мы даже не помолвлены, да я и не хотела бы… Я в вас совсем не влюблена.

«Tant mieux,[73] – подумал Перфлит. – Выйти из этого полового лабиринта будет немногим труднее, чем войти в него. Да и в любом случае я только слегка оглушил Минотавра,[74] но не убил его».

– Тем лучше, – мурлыкнул он вслух тоном ублаготворенного любострастия. – Никаких обязательств вы на себя не взяли, да и вообще ведь ничего не произошло. А на мою сдержанность вы можете неколебимо положиться: чем бы я ни был, но, слава богу, я все-таки не джентльмен!

– Я чувствую себя такой падшей, такой запачканной! – вопияла бедняжка Джорджи. – Мне так стыдно! Я никогда-никогда не сумею этого забыть…

«Какой комплимент, будь это правдой! – подумал неугомонный Перфлит. – А впрочем, если она впервые прокатилась по озеру Киферы,[75] то может и запомнить эту прогулку. Но пора кончать!»

Он обнял Джорджи за плечи и привлек к себе. Она почти не воспротивилась.

– Вздор, моя дорогая! Ничего стыдного тут нет. А что до умения забывать, так вам же известно, что именно это – главный и величайший талант Женщины?

Она попыталась высвободиться, и он ее поцеловал. И вновь эта мимолетная ласка парализовала в ней Стремление к Добродетели.

– Вам не в чем раскаиваться, уверяю вас, – сказал Перфлит. – Лишь миг забвения… Не огорчайтесь: нет ничего более естественного, более неизбежного. Как научиться плавать. Только много приятнее. Вашим образованием пренебрегали, но, если мне будет позволено высказать свое мнение, для начала вы попали в хорошие руки, а возможности в вас заложены немалые, да, немалые, я не льщу. Вам следует больше бывать на людях. Однако чурайтесь женщин, которые проявят к вам излишний интерес. А теперь расстанемся друзьями…

– Который час? – перебила Джорджи.

Мистер Перфлит был уязвлен. Вот и мечи жемчуг чувственных радостей и красноречия перед… перед дочерями полковников! Словно отослать свои стихи в «Дейли мейл» – толку ровно столько же. Однако на часы он посмотрел.

– Почти половина восьмого.

– Ой! – вскрикнула Джорджи. – Скоро обед! Мне надо идти. Что скажет мама?

Она вывернулась из-под его руки с поспешностью и, как ему почудилось, равнодушием, почти грубыми. Как женщинам чужда деликатность! Как сильна власть que dira-t-on![76]

Они торопливо и неуклюже пробрались по балкам к приставной лестнице и слезли в душное темное безмолвие амбара. У двери Джорджи остановилась и шепнула: