Дочь полковника

– Ну, не знаю. Видите ли, мистер Ригли тоже не такая уж ходячая добродетель, и его жена, если захочет, может устроить ему крупные неприятности.

– Какая жалость! Это ведь до ужаса несправедливо! Ну, пусть он пил, но все-таки, я считаю, у нее не было права вот так его бросить!

Джорджи стояла за серьезность намерений и за то, чтобы люди с серьезными намерениями держались вместе, пока смерть их да не разлучит. И совершенно очевидно, раз уж отыскать мужчину с серьезными намерениями не так-то просто, бросать его ради другого, чьи намерения могли оказаться вовсе не серьезными, значило поступить с глупой и мотовской нерасчетливостью. Маккол подумал, что она принадлежит к породе жен с бульдожьей хваткой.

– Нет, дело не в пьянстве, хотя не сомневаюсь, что этот джентльмен не откажется от стаканчика крепкого напитка. Я имел в виду что-то, к чему закон относится более сурово.

– Но что же?

Маккол снял руку с рулевого колеса и потер рукавицей подбородок.

– Мне трудно найти подходящие выражения, но по слухам… и я не сомневаюсь в их истинности… этот добродетельный супруг, которого вы так жалеете, не брезговал жить на безнравственные заработки своей жены.

– Безнравственные заработки? – спросила Джорджи с приятным волнением, заинтригованная тем, что и заработки могут быть безнравственными. – А что это такое?

– Вы правда не знаете?

– Нет.

Маккол присвистнул.

– Чтоб мне пусто было! Значит, все еще одна половина человечества не ведает, как живет другая!

– Я знаю, что я ужасно невежественная, – жалобно сказала Джорджи, – но как может девушка узнать что-то о жизни, безнравственности и других важных вещах? Спрашивать папу и маму мне не хочется, хотя у меня столько вопросов! А другие девушки только глупо хихикают, а священники всегда говорят, что приличных девушек следует отгораживать от мира. Но я не хочу, чтобы меня отгораживали от мира, я хочу знать о нем!

– Ну что же, вполне естественно, – заметил Маккол, несколько удивленный таким взрывом. – Но мне казалось, – добавил он злокозненно, что вы должны были много почерпнуть у нашего общего друга Перфлита.

Джорджи густо покраснела.

– Он говорит невозможную чепуху, я считаю его подлым человеком и не хочу его больше видеть! Никогда!

«Ого, – подумал Маккол, – вот, значит, как далеко зашло, а? Уж слишком она щедра на уверения!»

А вслух он сказал, старательно глядя на дорогу перед собой, чтобы дать ее румянцу схлынуть:

– Проступок мистера Ригли, который, по-моему, рассматривается законом довольно сурово, заключается в том, что он позволял жене иметь дело с другими мужчинами, орать у них деньги и отдавать часть этих денег ему.

Осмыслить все это сразу Джорджи не удалось.

– Я не совсем поняла. Я… Вы хотите сказать, что миссис Ригли делала это… с другими мужчинами… за деньги?!

– Да.

– Ах! И он знал? И брал эти деньги?

– Как он мог не знать? Он же видел, что его жена всегда при больших – для женщины этого сословия – даже очень больших деньгах, и ему было известно что заработать столько честным трудом она никак не могла.

Джорджи тщетно подыскивала слова, чтобы выразить весь свой гадливый ужас и изумление. Принадлежность к сельской знати чревата среди прочих теневых сторон убогостью словарного запаса, так что чувство, вызванное волосом в супе, и священный ужас перед кровосмешением приходится изливать в одних и тех же выражениях.

– По-моему, это жутко отвратительно! – воскликнула она. – Это… это низко!

– Да уж не высоко, – хладнокровно согласился Маккол.

– Просто поверить не могу! – негодовала Джорджи. – Я думала, это делают только самые ужасные уличные женщины, но ведь Ригли состоят в браке, у них есть дети! Их надо выгнать из Клива!

– Ну так они переберутся куда-нибудь еще и натворят там вещей похуже, – философски заметил Маккол. – И хотя их приемы слишком уж прямолинейны, уникальной парой я их никак не назову.

– Как! Неужели, по-вашему, есть и другие такие люди? Не верю!

– Милая барышня, – с легким раздражением ответил Маккол, – я ничего обидного сказать не хочу, но вы крайне не осведомлены о жизни.

– Да, я знаю. – К Джорджи вернулось все ее смирение. – Но я просто не в силах поверить, что это правда.

Тем не менее, это так. Многие мужчины карабкаются наверх по ступеням своих мертвых любовей. Многие незаслуженно успешные карьеры прячут темные тайны. Я вовсе не утверждаю, что подобное можно найти среди честных простаков, среди людей, на чьей порядочности держится мир. Конечно, ничего подобного и помыслить нельзя о людях вроде Каррингтона, или Джадда, или большинства обывателей в здешних приходах, но, как вы видите, Ригли есть и тут. А в мире карьеризма, так сказать, они не только не исключение, но почти правило.

– В мире карьеризма? – пробормотала Джорджи с недоумением.

– Я имею в виду мир или сферы, где люди существуют почти только благодаря своей пронырливости и хитрости. И другие сферы, где они пролагают себе путь любой ценой – и достойной и недостойной.

– Но вы же сказали, что Ригли серьезно нарушали закон! Почему же они не в тюрьме?

Маккол вздохнул. Устало и с некоторым нетерпением.