Десятки рабов метались по двору от одного строения к другому. Из царской кухни, освещенной множеством огней, доносился сытный раздражающий запах. Из садов и огородов ещё утром доставили фрукты и овощи; из погребов — большие кувшины с маслом и различными винами.
И чем становилось темнее, тем беспокойнее бегали босые рабы, понукаемые надсмотрщиками.
Тем временем Клеопатре подрумянили щеки, насурьмили брови, удлинили чернотой разрезы глаз; от краски под нижними веками образовался налет голубоватой тени, придавший её взгляду томность и таинственность.
Ей не понравилась прическа.
— Что ты сделала мне на голове? — проговорила она, искоса посмотрев на рабыню, расчесывающую её костяными гребнями. — Разве я так хотела? — Она спутала волосы рукой. — Сделай как в прошлый раз. Да не так! Не так! Ах! воскликнула она и поглядела на палец, из которого выступила круглая капелька ярко-красной крови.
— Прости, госпожа царица, — забормотала рабыня, побледнев. — Я виновата.
— Не на палец смотри! А вот сюда, сюда! — указывала она себе на голову.
Скоро её волосы были собраны на затылке в пучок, унизаны жемчугом; с боков их закололи золотыми шпильками. Голову она решила ничем не покрывать; её увенчали лишь золотой диадемой с урием посередь лба.
Поверх туники одели длинное узкое платье из тончайшей розовой ткани; длинные с каменьями подвески оттягивали мочки ушей; шею обвивала в три ряда нитка жемчуга; на руках желто сверкали разной величины браслеты в виде змей; на плече, скрепляя с платьем накидку, тонкую, прозрачную, точно крыло бабочки, зеленела брошка — малахитовый скарабей.
И хотя одежда её была легка и себя в ней она чувствовала свободно, что-то теснило ей грудь.
Перед выходом ею вдруг овладело волнение, и она ощутила такую усталость, что не в силах была поднять руки. Пришлось откинуться на спинку кресла и усилием воли сдержать дрожь пальцев. Наконец она сказала: "Все. Иду". И поднялась.
И тут все пришло в движение.
Она шла в сопровождении целой свиты молодых красивых женщин и придворных, высоко держа голову, минуя залу за залой, пока не оказалась перед полупрозрачной роскошной занавесью с кистями понизу, которая, точно по волшебству, раздвинулась в стороны и открыла её взорам всех присутствующих.
Туман кинномона, подымающийся из низких порфировых чаш, обдал царицу пахучей теплотой. Она сделала несколько шагов и очутилась на открытой террасе, предназначенной для пиров под ночным небом.
Возгласы приветствий, хлопки в ладоши, взмахи рук, звуки флейты и труб, звон кимвалов, бой литавр, приглушенные стуки негритянских барабанов, враз раздавшись, вскружили ей голову.
На мгновение все поплыло перед её глазами и качнулось. Качнулась и она сама и, чтобы не упасть, оперлась о худенькое плечо Ишмы, — сердце её учащенно забилось, глаза весело заблестели, радостное чувство при виде всех этих людей, находящихся на террасе, переполнило её, и, улыбнувшись, она подняла голую до плеча руку.
Тут собрались преданные ей друзья: те, на которых она всегда могла положиться и с которыми привыкла пировать и проводить время в играх и плясках.
То были в основном молодые мужчины и женщины знатного происхождения известные поэты, художники, философы, астрологи, алхимики… Общество Неподражаемых — так они себя именовали в узком кастовом кругу.
И если случалось среди них появиться новым лицам, то это всегда было по милости и доброжелательности царицы. Прием новых членов сопровождался комичным ритуалом: новичков заставляли выпить чашу вина, называемую чашей приема, которую торжественно преподносили: мужчине — женщина, женщине мужчина, давая при этом новичку какое-нибудь шутливое напутствие.
Прежде чем опуститься на свое ложе, Клеопатра беглым взглядом окинула присутствующих.
Она приметила черноволосую голову Нофри, выразительное лукавое лицо Дидима. Неподалеку от них возлежал Мардоний, любимец женщин, напоминающий Диониса, с черными кудрями до плеч и сладострастной улыбкой. Затем замелькали давно знакомые лица — Аристобул, Деметрий, Касьян, обладающий прекрасным голосом. Юный Останес, алхимик, с которым Клеопатра тайно изготовляла яды и пыталась сотворить золото из сплавов различных металлов. Ириния, её подруга детства, от которой один за одним сбежало двенадцать мужей. Джама, пышнотелая прелестница, на груди которой не один мужчина излил свою печаль. Кассандра, носившая прозвище Нагая, за милую привычку, пока хмелеет, снимать с себя одежды. Хлоя, Филина, Дефила, Рея, сестры-близнецы — Итис и Деянира, веселые и озорные, благодаря поразительному сходству постоянно дурачившие своих любовников. Зет, Ксанф, шутник Павор, хромой на левую ногу, но необыкновенно страстный любовник, по словам Джамы.