— Лучше не умирай, прекраснейшая, — произнес Дидим печально. — Какая бы ни была жизнь, она все-таки здешняя, земная, а другой не будет. Мы все умрем. Придут иные люди. И все будет иное. Но мы уже не будем знать об этом. Да не беда. — Он улыбнулся царице и облизнул сохнувшие губы. — Я счастлив, что умираю на твоих глазах. И спокоен, ибо знаю, что ты прикажешь меня похоронить как подобает. Прощай, милая царица! И знай: я тебя боготворил. Благодарю богов, что жил в Александрии в одно с тобою время. Да.
Мелкий пот бисеринками выступил на его большом выпуклом лбу. Он глубоко вздохнул, чтобы в последний раз почувствовать вкус воздуха, напоенного запахами роз и листвы, и вдруг улыбнулся, как ребенок, ласково и беспечно.
Он закрыл глаза и пошептал молитву. За это время ни одна черточка не дрогнула на лице Клеопатры; она была точно каменная — неподвижная, бесстрастная. Лишь складочки одежды колыхались на ней от несильного порыва ветра.
Дидим склонил голову, отвел со лба прядь волос, мешавшую смотреть, и поднял плетеную крышку. Он сунул кисть руки в глубь корзинки и нащупал сухую листву. Она ломалась и крошилась под его пальцами, превращаясь в труху.
Он пошарил по ребристому дну и уголочкам — одни листья и веточки. Змеи не было.
— Она пуста, — едва шевеля пересохшими губами, прошептал он, вмиг покрываясь холодным липким потом, хитон прилип к его спине. — Здесь ничего нет.
Дидим был одновременно поражен и удручен этим обстоятельством. Перевернув корзиночку, он потряс ею и высыпал содержимое себе на колени мелкая сухая труха, пахнувшая вянувшей листвой. "Ничего", — едва слышно выговорил он.
Вторая девушка, стоявшая рядом с Ишмой, подняла крышку и перевернула корзинку; из неё выпала небольшая змейка песчаного цвета с белыми и черными пятнами и тут же скрылась в траве — только её и видели.
— Вот твоя судьба, Дидим. Богу угодно, чтобы ты остался жить, хитрый лис. Что касается меня, то скажу откровенно: ты мне тоже нужен живой!
Дидим тихо проговорил:
— Во всем Египте никто не сможет сравниться с тобой умом, прекраснейшая! За что мне такая милость?!
— Дидим, не задавай мне вопросов. Я на тебя сердита. И учти: ты ещё не свободен. Ты будешь заточен в одну из каморок маяка. И твое заточение будет длиться ровно столько, сколько будет жить Арсиноя. Как только она испустит последний вздох, замки упадут с твоих дверей.
— Госпожа моя повелительница, царица света и людей, что я буду делать в этой каморке? Я умру от скуки.
— Если богам угодно спасти тебя от костлявой, я спасу тебя от скуки. Ты получишь рукописи своих желанных философов, и они скрасят твой досуг, сказав так, она развернулась и медленно стала удаляться, ни на кого не глядя.
К Дидиму подошла Ишма, чтобы забрать корзиночку. Она присела перед ним на корточки, широко разведя колени, и, улыбаясь, заглянула в его мокрое от слез лицо прекрасными черными, как вишня, глазами.
— Старичок, — сказала юная насмешница, — если бы ты остался со мной, с тобой бы ничего не случилось. Эх ты, дурачок. Глупый!
Она шлепнула его в лоб ладошкой, точно печать поставила, и, поднявшись, побежала вприпрыжку за удаляющейся свитой царицы, помахивая пустой корзиночкой.
Летом того же года Арсиноя была убита, а чуть позже состоялась знаменитая встреча Клеопатры и Антония на Кидне.
Но это уже другая история.
Май 1993 г.