Здесь тише, чем в центре, но в воздухе тоже сильно пахнет гарью. Такое ощущение, как будто прямо в центре нашего высоко цивилизованного города вдруг вспыхнула война. Или что я бреду через какой-то бесконечный кошмар, от которого никак не могу проснуться.
Впереди горит дом. Может быть, это как раз и есть дом Вальтера. На улице перед ним пожарная машина. Рядом пожарные – смотрят, наблюдают.
Я разглядываю элегантный фасад, который прямо у меня на глазах пожирает пламя. Его источник где-то внутри здания. У меня холодеет под ложечкой. Вспоминая, как описывал мне свой дом Вальтер, я почти уверена: это он.
Я прорываюсь в первые ряды зевак.
– А что случилось с жильцами? – спрашиваю я у женщины, которая, не отрываясь, смотрит на пламя, держа двух маленьких сыновей за руки.
– Сбежали – брызнули отсюда, точно крысы из горящего амбара, – с кислой миной отвечает она. – Этот идиот Шлосс, – она показывает на лавку зеленщика через дорогу, – спрятал у себя баб. Мужчин забрали в гестапо.
– Мужчин? – переспрашиваю я. – Каких мужчин? Куда их повели?
Неужели я опоздала? Горький привкус желчи разливается во рту.
– Да кто ж их знает? Давно уже пора, – добавляет она и шмыгает носом. – Я уж устала жаловаться. Тут мы, а тут евреи. Один Бог знает, что они могли сделать с нашими ребятишками. Надоело уже в страхе-то жить, ужас, да и только! Вот и Шлоссу я говорю: не мути воду, не то наживешь себе неприятности. Да разве он послушает!
Я локтями прокладываю себе дорогу через толпу и бегу к лавке зеленщика.
– Злая, паршивая корова, – произношу я вслух.
Господи, только бы эта тетка ошиблась! Только бы не забрали Вальтера!
Герр Шлосс стоит, заслоняя спиной узкую боковую дверь в лавку, и разговаривает с бандой обозленных юнцов.
– Ты ничем не лучше их, если прячешь у себя этих ублюдков, – говорит один из них.
– Вышли их сюда, – требует другой.
– Это всего лишь женщины и дети, перепуганные до смерти. Нечего вам с ними делать, – твердо отвечает лавочник.
– Тогда мы выбьем тебе витрину и сами доберемся до них, – объявляет первый юнец; в руке у него тяжелая деревянная бита.
– Ну, ну, ну! – Герр Шлосс поднимает вверх обе руки. – Успокойтесь. На что они вам, эти несчастные? Будьте уверены, я сам не рад, что пришлось приютить их у себя. А куда деваться: дом у них горит, ночью идти некуда. – И он кивает на пожар через дорогу. – Утром, как рассветет, я сразу отправлю их прочь. Меня и уговаривать не надо.
Парни переглядываются.
– Утром их здесь не будет, даю слово, – твердо повторяет герр Шлосс.
– Смотри, Шлосс, – ворчит один из юнцов. – Утром мы вернемся, и, если ты нас обманешь, жди беды. – Он поворачивается к лавочнику спиной и уход ит, остальные за ним.
Герр Шлосс уже закрывает дверь, когда я бросаюсь вперед.
– Пожалуйста! – Я сую ногу между дверью и косяком. – Пожалуйста! Я хочу помочь.
Он хватает меня за руку, втаскивает в лавку и захлопывает дверь. Там рассматривает меня, удивленно подняв брови.
– Я друг Вальтера Келлера, – объясняю я. – Он здесь? Вальтер здесь?
На верхней ступеньке лестницы появляется женщина. Мать Вальтера. Я сразу узнаю ее, хотя она похудела, постарела и высохла с тех пор, как я видела ее в последний раз. Медленно она спускается по лестнице, ее платье в пятнах копоти и грязи. Слезы текут из ее глаз, оставляя на закопченных щеках светлые дорожки. За ней идет другая женщина, пополнее, за той – трое детей. Кузены Вальтера и его тетя?
– Все в порядке, герр Шлосс, – тихо говорит мать Вальтера. – Кто вы? – Она внимательно смотрит на меня.
– Я Герта Хайнрих. – (Она вздрагивает.) – Когда-то Вальтер и мой брат Карл дружили, – торопливо добавляю я. – А несколько месяцев назад я случайно встретилась с Вальтером.
– Знаю, – заявляет она враждебным тоном. – Он говорил. А еще я помню, как он был расстроен…
– Фрау Келлер, я пришла сюда не для того, чтобы оправдывать свою семью. Речь идет о безопасности Вальтера. Где он?
Она трясет головой.
– Всех забрали. – Мать оскаливается, словно загнанная в угол собака, которая не сдается, огрызается. – Мужа, сына, шурина – всех. Эсэсовцы повезли их в тюрьму, а наутро обещали отправить оттуда в лагерь. В Бухенвальд.
В глазах у меня темнеет. Я его подвела. Пол уходит из-под ног, и я обеими руками вцепляюсь в перила, чтобы не упасть.
– Я ходила в гестапо, но меня оттуда выгнали. А ведь они ничего плохого не сделали. – Она плачет, поднимая руки к искаженному болью лицу. – А Вальтер! Он ведь должен был ехать в Англию, начать там новую жизнь, жениться, быть счастливым. А что теперь? Как я их оттуда вытащу?
В бессилии я опускаюсь на нижнюю ступеньку лестницы:
– Не знаю.
Что же я наделала? Почему не пришла раньше? Надо было найти возможность выскользнуть из дома сразу, как только я прочла тот страшный приказ. Прячу лицо в ладони. Вижу Вальтера, его улыбку, глаза. Кажется, даже чувствую его запах, теплый и нежный.