Дочь Рейха

Напиши мне, что ты думаешь, любимая. Я жажду знать все твои новости. Но только, пожалуйста, пиши до востребования на адрес почты, который я прилагаю к письму. Анна пока не знает о тебе, но я непременно ей расскажу, позже. Пока еще слишком больно. На тот же адрес пиши, если тебе понадобится сообщить мне что-то срочное. Надеюсь, что ничего такого не случится, но если вдруг ты что-то узнаешь о моей семье, тоже, пожалуйста, пиши.

Надеюсь, что скоро и тебе, и мне станет легче.

С любовью и благодарностью,

Вальтер

Это письмо для меня как удар ножом в сердце. Я для него – прошлое. Его будущее – Анна.

Он никогда не вернется. И даже не напишет.

Снова и снова я перечитываю письмо. Глажу бумагу, которую он держал в руках. Даже нюхаю: вдруг страницы еще хранят его запах. Но ничего, кроме запаха новой жизни, не чувствую. А когда из Лейпцига уедет его семья, в городе, где он родился, от него не останется и следа.

– Вы пропустили кофе с пирогом! – восклицает Берта, когда я наконец открываю заднюю дверь и вхожу в дом: Куши рядом, письмо по-прежнему в кармане.

– Я все равно не голодная, – отвечаю я и снимаю с Куши поводок.

Берта берет полотенце и начинает вытирать только что вымытую посуду.

– Все у вас в порядке, фройляйн Герта? – спрашивает она, склонив голову набок и с тревогой глядя на меня из-под тяжелых набрякших век.

Я тяжело сглатываю.

– Садитесь-ка. Я сварю вам горячего шоколада. Опускаюсь на скамью у большого дубового стола.

– Спасибо, Берта, – еле слышно произношу я.

Наблюдаю, как она наливает в кастрюльку молоко, достает пачку какао и большой ложкой отмеряет из нее нужное количество коричневого порошка в стоящий наготове кофейник. Добавляет сахар и возвращается к плите, где принимается помешивать молоко. Судя по всему, мои родители на нее больше не сердятся.

– Скучаете, наверное, по нему, – говорит она вдруг.

– А что, заметно? Он прислал мне письмо. Пишет, что осваивается понемногу с лондонской жизнью.

– Вот и хорошо, верно? Здесь-то у него, бедняжки, никакой жизни, считай, не было.

– Знаю. Он заслужил хорошую жизнь после всего…

Берта выстреливает в меня взглядом:

– И вы тоже заслужили, фройляйн Герта. Не меньше, чем он.

– И это говоришь ты, после того, как я доставила тебе столько хлопот и неприятностей?

– Все прощено, фройляйн. Прощено и забыто.

Она снимает с плиты кастрюльку, переливает кипящее молоко в кофейник, тщательно размешивает.

– Скоро у него свадьба. Он должен жениться, иначе ему не продлят визу.

Берта ставит на поднос кофейник, сахарницу и чашку с блюдцем.

– Пожалуй, я многого в этой жизни не понимаю, – задумчиво говорит она. – Но если я что-то о чем-то знаю, так это о любви. И вот что я вам скажу: нельзя вечно цепляться за Вальтера. Его больше нет. Он в безопасности, но не с вами. Значит, пора сделать следующий шаг и присмотреть себе кого-то еще.

– Но ты же так не сделала.

Берта, поставив передо мной поднос, смотрит мне прямо в глаза:

– Вот потому я и знаю, что сейчас надо делать вам. Старое кончилось. Хорошо, что вы оба остались целы и невредимы, и вы, и он, за это спасибо Господу. Но вы молоды. У вас еще много времени впереди. – С этими словами она опускает ладонь мне на плечо, коротко пожимает его и возвращается к раковине, где снова берется за прерванную работу.

Я наливаю из кофейника горячий шоколад, обеими ладонями обхватываю чашку. От нее моим рукам передается приятное тепло. С благодарностью наблюдаю за Бертой.

Забудь его. Сделай следующий шаг. Живи нормальной жизнью.

Я попытаюсь, милая Берта. Я попробую.

Поздно вечером, когда все в доме уже легли, я включаю ночник, беру ручку, бумагу и, сидя в кровати, пишу ответ Вальтеру. Правда, отправить его я попрошу Эрну: не хочу, чтобы эта змея Ингрид застукала меня на почте и доложила папе, что я переписываюсь с кем-то в Англии.

Мой дорогой!

Мне так полегчало на душе, когда я узнала, что ты уже в Англии и что тебя хорошо приняли, хотя твоя новая жизнь там и кажется тебе на первых порах странной. Я очень надеюсь, что ты и дальше будешь жить так, как ты того заслуживаешь. И что Англия останется свободной от нацизма.