Дочь Рейха

Не могу тебе описать, до чего мне здесь одиноко после твоего отъезда. Чувство такое, будто у меня из груди вырвали сердце. Но я все же улыбнулась, прочитав про дыру в форме Хетти. Знай, что в моей жизни осталась дыра в форме Вальтера, и она куда больше твоей, учитывая наши сравнительные размеры. Слышу, как ты смеешься, читая эти строки.

Если честно, то, с тех пор как ты уехал, главным моим утешителем стал Куши, хотя и Эрна тоже очень много делает для того, чтобы поддержать меня в период моей потери. К тому же родители почти вернули мне былую свободу: я снова хожу в школу и на собрания БДМ. И хотя последние мне теперь особенно противны, ходить туда все же приходится, выбора у меня нет. Но я планирую целиком отдаться учебе, чтобы сдать экзамены на «отлично» и, может быть, со временем, поехать учиться куда-нибудь за границу. Я еще не оставила мечту стать доктором.

Я попрошу Эрну узнать у отца о том, можно ли как-то помочь переправить твоих кузенов в Англию. Но мне придется действовать очень осторожно, чтобы ничем не вызвать подозрений папы: он меня не прощает.

Как мне жаль, что мы с тобой не смогли покинуть Германию вместе. Но это невозможно, и поэтому, хотя сейчас мне очень больно даже выводить эти слова, я отвечаю тебе: да, будет лучше, если мы прекратим переписку. Я не хочу ничем тревожить ни тебя, ни твою будущую жену. Понимаешь, я все думаю о папе с его тайной любовницей и о том, как это больно ранило бы маму, если бы она узнала. А еще я знаю, что ты добрый и благородный человек, поэтому не хочу подталкивать тебя к обману. Ты и Анна должны вместе начать новую, настоящую жизнь. В которой я никогда не буду «другой женщиной».

Не знаю, получится ли у меня когда-нибудь жить так, словно ничего не было, но я постараюсь.

Пожалуйста, знай: я всегда буду помнить о тебе.

С любовью, сейчас и навсегда,

Хетти

31 декабря 1938 года

Звенят бокалы с шампанским. Негромко гудят голоса. Кто-то тихо смеется. Из граммофона доносится музыка – кажется, Брукнер. Ничего особенного, все вполне прилично: семья, едва начавшая оправляться от страшного удара, потери сына, собралась отпраздновать Новый год. Приглашены только друзья и близкие родственники – те, чье присутствие утешает.

Я наблюдаю за ними, стоя у камина, где мою спину пригревает тепло от огня, горящего за решеткой. Бабушка, вся в черном, восседает в центре комнаты в папином кресле, потягивает шерри, ноги с распухшими лодыжками лежат на оттоманке. Мама, распустив по плечам черные, как ночь, волосы, которые кажутся еще темнее на фоне винно-красного платья, с тонкой улыбкой на бледном лице, ходит между гостями, то и дело останавливаясь, чтобы обменяться парой слов с каждым. Среди них улыбчивая болтушка тетя Адель, ее дочь Эва с вечно унылой физиономией и жених Эвы, светловолосый офицер СС. Мэр Отто Шульц с женой и тремя взрослыми детьми стоя беседуют о чем-то с судьей Фуксом и еще с двумя неизвестными мне людьми. Из остальных гостей я знаю только Йозефа, редактора папиной газеты, секретаршу папы и кое-кого из маминых ближайших подруг с мужьями. Родители позволили и мне пригласить двух друзей. Я выбрала Томаса и Эрну. Они сейчас болтают с тетей Адель, кузиной Эвой и ее нареченным.