У себя в комнате я распахиваю ставни и смотрю через серый туман на пустую улицу. Перед окном голые ветки замерзшей вишни. Они кажутся мертвыми. Но я знаю, что в глубине ее старого кряжистого ствола дремлет жизнь, дожидаясь тепла, которое погонит древесные соки от корней вверх, до самых кончиков веток. И тогда старая вишня зацветет.
1939-й. Новый год. Новая надежда. Новая жизнь.
Мне отказано в облегчении увидеть пятнышко крови на своем нижнем белье.
– А где Берта?
Мама сама стоит у кухонной плиты и следит за чем-то в кастрюльке.
– Ушла.
– Как у шла?
– Так, ушла. После того, что она сделала…
– Что? Пожалуйста, только не говори мне, что вы ее уволили!
Она избегает моего взгляда. На меня снова накатывает приступ тошноты.
– Мы с твоим папой все обсудили. Прислуге необходимо доверять. Но если доверие подорвано, пусть даже всего один раз, возврата к прежнему уже не будет.
– Но почему? Берта ни в чем не виновата, это все я! Я же тебе говорила. И почему ты мне не сказала, что она уйдет? Я бы хоть попрощалась с ней.
– Мы бы уволили ее раньше, но накануне Рождества найти опытную кухарку адски трудно. Вот почему мы договорились с ней, что она поработает у нас до тех пор, пока мы не подыщем ей замену, – продолжает мама, ложкой вылавливая из кастрюльки вареные яйца и выкладывая их на блюдо. – Теперь замена найдена. В понедельник новая кухарка приступит к работе. А до тех пор нам придется справляться самостоятельно. Раньше я сама готовила всю еду, – добавляет мама почти с удивлением. – Думаю, что я еще не все забыла. – Она берет блюдо с яйцами и выходит с ним из кухни. – Завтрак готов, – бросает мама на ходу.
Как папа посмел вот так выбросить Берту из дому? Это моя вина, а мне не дали даже сказать… что? Почему Берта молчала, если уже все знала? Раньше мне даже в голову не приходило, что может наступить время, когда Берты больше не будет с нами. Она с самого начала была частью этого дома, частью моей жизни в нем. А я до сих пор даже не представляла, как она важна для меня. Будет ли та, кто придет ей на смену, болтать с Куши и бросать ему мясные обрезки во время готовки? Будет ли новая кухарка такой же большой, пышной и уютной, как Берта, станет ли печь пирожки, варить кофе и внимательно выслушивать все мои жалобы? Только теперь я поняла, что потеряла в ее лице, какую бездну тихой любви, ненавязчивой доброты и понимания унесла она с собой. Чувство вины раздирает меня.
– Куда она ушла? – спрашиваю я маму, идя за ней в столовую. – Скажи мне хотя бы это. Я хочу попросить у нее прощения. И попрощаться.
– Кажется, она нашла место на кухне какого-то пансиона. Мы дали ей хорошие рекомендации и заплатили за месяц вперед. Учитывая обстоятельства, большего от нас никто не мог ожидать. Кстати, чуть не забыла… – Мама вытаскивает из кармана конверт. Сердце едва не выпрыгивает у меня из груди, но тут же успокаивается – почерк на конверте незнакомый.
– Что это?
– Записка, от Томаса, – бросает мама через плечо, уходя на кухню.
Ох, Томас, ну что мне тебе сказать? Ты дорог мне как друг, но не более. Но разве такое скажешь парню, не обидев его до смерти?
Я вспоминаю отчаянные слова Вальтера о том, чтобы я нашла новую любовь, добрый совет Берты. Но сейчас это кажется мне невозможным, но все же попробовать стоит. Конечно, не с Томасом, но, кто знает, вдруг на танцах я встречу родственную душу? Может быть, мне повезет, если я пойду туда с открытым сердцем.
Ладно, Томас, я погуляю с тобой завтра, и на ваши танцы тоже приду.