Дочь Рейха

Перед моими глазами мелькают картинки новой, неожиданно обрушившейся на меня жизни, которая кажется мне сном. Отдельная квартирка, где мы живем с Томасом. Я – его жена. У нас ребенок. Его отец – Вальтер. Значит, его частичка будет со мной всегда. Положив руку на живот, я впервые с начала моей беременности представляю себе будущее, в котором этому крошечному существу, поселившемуся у меня внутри, ничего не угрожает. Хетти и Томас. Томас и Хетти. Звучит ужасно…

Неужели он и вправду так сильно меня хочет?

Я даже вздрагиваю, когда до меня доходит истинное значение этой мысли.

И все же он дает шанс мне и ребенку Вальтера. За него я и хватаюсь, как утопающий за соломинку.

Мама настаивает, чтобы мы остались пообедать у нас, а не уходили из дому. Папа, разгоряченный шампанским и вином, приходит в хорошее настроение.

– Послушай меня, молодой человек, я тоже начинал с малого, – говорит он Томасу. – Ты доказал, что ты добрый и честный немец, несмотря на… на трудности, которые создавал твой отец. Ты продемонстрировал решимость. Твердый моральный дух. Я не сомневаюсь, что в вермахте дела у тебя пойдут на лад. Нам нужны такие юноши, как ты. Мне повезло, что у меня есть все это. – Он обводит рукой великолепие столовой. – Но я помогу тебе: буду оплачивать квартиру до тех пор, пока ты сам не встанешь на ноги. – Он переводит взгляд на меня. – И мама будет рядом, поможет с ребенком. Это пойдет ей на пользу, отвлечет сам знаешь от чего… Что-то светлое…

После обеда мы с Томасом идем погулять в Розенталь. Мне страшно наедине с Томасом. И странно. Прохожие, которых мы встречаем, видят в нас милую молодую пару: гуляем, держась за руки, влюбленные друг в друга по уши, вот и ребеночек скоро подоспеет. Идеальная немецкая семья.

Если бы они знали правду.

– Сегодня теплее, чем я думала, – говорю я на ходу. – Надо было накинуть шаль, а не пальто.

Томас не отвечает.

Вторая попытка.

– Деревья уже совсем зеленые. Как думаешь, лето будет жарким?

Болтаю, сама не знаю что, лишь бы не молчать.

Садимся на скамью, лицом к озеру. Невысказанное висит между нами с тех пор, как мы вышли из дома.

Грязная шлюха. Дрянь. Ты осквернила кровь. Это во мне проснулся давно забытый голос.

Томас в глубокой задумчивости наклоняется и подбирает с тропинки кусок гальки. Вертит его в руках, поглаживая плоские, чуть поблескивающие каменные бока.

Я в третий раз нарушаю молчание:

– Я знаю, какую боль причинила тебе, Томас, и очень жалею об этом. Я постараюсь стать тебе хорошей женой, самой лучшей. Я буду так же добра к тебе, как ты ко мне. Но я хочу понять. Зачем ты это делаешь?

Он вздыхает, с силой выпуская из легких длинную струю воздуха, и крепче сжимает гальку в руке.

– Потому что я должен тебя спасти. Ты падший ангел. То, что с тобой случилось, ничего не меняет. Даже наоборот, теперь ты особенно нуждаешься в спасении. – И он поднимает глаза к небу так, словно видит парящие над ним сонмы ангелов.

– Томас, не надо так. Какой я тебе ангел… ты же не считаешь на самом деле…

Он снова смотрит на камень у себя в руках, его пальцы ласково поглаживают шершавые бока.

– Я пробовал не любить тебя. Старался изо всех сил, правда. Но это оказалось невозможно. И тогда я понял: высшая сила хочет, чтобы я любил тебя. И спас.

– От чего меня нужно спасать?

– От еврея. Он же тебя изнасиловал. Иначе и быть не могло. Ты не виновата. Когда я думаю об этом так, мне становится легче. И я не позволю ничему плохому случиться с тобой снова. Я стану твоим защитником. – Подняв руку, он зашвыривает камешек далеко в озеро. Описав в воздухе большую дугу, камешек с громким «плюх» падает в воду.

Мое сердце бьется сильнее. Чаще.

Томас трет руками лицо. Поправляет очки.

– Мне не нужна благодарность, – говорит он ровным, невыразительным голосом. – Я делаю это из любви к тебе. Но одну вещь ты должна понять, хотя ты, наверное, и так уже знаешь. – (У меня перехватывает горло.) – Ребенка быть не должно. Я не потерплю мишлинга в своем доме! Конечно, сначала тебе будет тяжело, но потом ты будешь благодарна мне, я уверен. – Его глаза скользят по моему животу, и я вижу, как его лицо затуманивает облако отвращения.

Сильный приступ тошноты вдруг накатывает на меня.

– Как это – не потерпишь ребенка? Что ты хочешь, чтобы я с ним сделала?

– Неужели ты и в самом деле думала, что я собираюсь растить этого жидовского ублюдка? Смотреть на него и вспоминать все, что было? Нет, Хетти, это невозможно, немыслимо.

– Но ты же сам сказал! Ты сказал маме и папе, что этот ребенок твой. Что ты женишься на мне из-за него. Зачем ты это сделал? Не понимаю. – Темная тень окутывает меня.

– Я хотел защитить тебя, а не ублюдка. Да и вообще, зачем он тебе? В смысле, ты ведь наверняка тоже хочешь… выпутаться из этого поскорее. Чтобы отдаться мне, целиком и полностью. У нас еще будут дети, наши собственные. Много детей.

Он хватает меня за руку и стискивает ее изо всех сил, но я не могу дышать – горло сжалось, я задыхаюсь.

Земля под моими ногами подпрыгивает и переворачивается, в глазах темнеет.

– Хетти?