Дочь Рейха

– Со мной и правда все хорошо. Я дам вам знать, когда что-то понадобится, обещаю.

Она улыбается, голова исчезает, и дверь тихонько затворяется. Я слушаю ее шаги вниз по лестнице, потом достаю дневник и продолжаю.

Боли то приходят, то снова исчезают, и так уже несколько дней. Впрочем, даже не боли. А так, некий дискомфорт. Когда он наступает, мне становится так тягостно и я не знаю, куда себя девать. Я стала такая огромная – живот раздулся, стал тугим, как барабан. Фрау Беккер наняла присматривать за мной доктора Кауфмана – он старенький, уже несколько лет как не практикует – частью из-за возраста, но в основном из-за того, что ему больше нельзя лечить немцев. Это добрый старичок с седой бородкой и грустными слезящимися глазами. Он хорошо знает родных Вальтера и поддерживает связь между ними и мной и вообще помогает Беккерам связываться с теми обитателями еврейского дома, кому они пытаются помочь.

Я опускаю ручку. Теперь это уже не просто дискомфорт. Встав, я начинаю ходить по комнате туда и сюда. Спину ломит, и я тру ее кулаками. Дышу, как меня учили: вдох – выдох, вдох – выдох. Боль в нижней части живота нарастает, вгрызается в мышцы, как голодная собака. В кармане у меня платок. Его дал мне Вальтер в тот день, когда сообщил, что уезжает в Англию, где его ждет невеста. Я вцепляюсь в него обеими руками и продолжаю ходить. Становится спокойнее, и боль отпускает. Снова сажусь на кровать. Надо закончить запись. Мне еще так много нужно сказать, но в дневнике осталась всего одна чистая страница.

Вальтер когда-то говорил, что все люди: немцы, евреи, арийцы, негры, славяне или американцы – обладают одинаковой способностью как к добру, так и ко злу. Что в этом смысле ни одна раса не отстает и не превосходит другую. Он говорил, что отдельные люди могут быть хуже или лучше, но в целом все они – смесь добра и зла. Теперь я знаю, что это не так. Ну, то есть, может быть, и так, но не для всех. Некоторые люди действительно намного лучше других. Они готовы так многим пожертвовать ради спасения чужой жизни – своей свободой и даже своей жизнью. Настоящие герои. Разум и сила духа, которыми они обладают, не дают им свернуть с прямого пути, выбрать дорогу полегче, даже если за это придется заплатить большую цену.

Беккеры как раз такие люди. Кто-то может думать, что они такие, как все. На самом деле с ними мало кто может встать вровень. Легче найти орхидею в лесу, чем встретить такого человека, как они, в жизни. Надеюсь, что настанет день, когда я смогу по-настоящему отблагодарить их за все, что они для меня делают.

Боль пронизывает меня, такая сильная, что я невольно роняю ручку и вскрикиваю. Через пару секунд она отступает, и я, кое-как нашарив на полу ручку, вкладываю ее в дневник, а потом все вместе кладу в верхний ящик ночного столика, поверх небольшой пачки писем, которые пишет мне Томас, а мама тайком относит на почту, где опускает в определенный почтовый ящик.

Снова волна боли, сильнее предыдущих. Меня прошибает пот. Дыхание становится отрывистым и частым, и я иду к двери:

– Фрау Беккер!

Она тут же появляется внизу лестницы, ведущей в мансарду.

– Схватки становятся сильнее, – говорю я и тут же умолкаю, зажатая тисками боли.

Прямо тут же, на лестничной площадке, я сгибаюсь пополам.