Дочь Рейха

Он спит, а я смотрю на него и крепко прижимаю к груди. Его глазки бегают под бледными веками, темные ресницы красиво изогнуты. Грудка опускается и поднимается размеренно и тихо, дыхание вылетает сквозь приоткрытые губы. Во сне он то и дело морщит крошечный лобик, точно уже знает, что ему суждено. И силится понять.

Зачем же ты меня отсылаешь?

Затем, что я слишком тебя люблю, чтобы оставить здесь.

Скоро придут Эрна и ее мать, чтобы забрать его у меня. Мы решили, что будет лучше, если я пока останусь здесь. Они отвезут его, троих детей Йозефа, сына Лены и еще пятерых – итого десять детей – в Берлин, где те сами сядут в поезд и поедут в Гамбург. Оттуда в Роттердам и на пароме в Харидж. Вместе с ними в поезде будут сотни растерянных, несчастных еврейских ребятишек, которых родители, отчаявшись, отослали в Англию, надеясь, что там ничто не будет угрожать их жизни. В Харидже их встретит Вальтер и заберет пятерых к себе домой.

Если бы я могла поехать с ними и никогда не возвращаться.

Но двери в большой мир заперты и заколочены, осталась лишь щелка, сквозь которую еще сочится тоненький детский ручеек. Скоро захлопнутся и английские двери, а значит, Стэнли должен уехать сейчас, а я останусь здесь и попытаюсь выжить.

Ему на шейку я надела ярлычок, на котором написала имена: его и Вальтера. Как будто я отправляю посылку по почте. Все документы готовы, проштампованы, лежат в маленьком чемоданчике вместе со сменой пеленок, подгузниками, жестянками с искусственным питанием, бутылочками и моей кофтой. А вдруг мой запах, которым она пропиталась, поможет ему успокоиться, когда он заплачет. Я волнуюсь: как-то пятнадцатилетний кузен Вальтера, который в глаза не видел Стэнли, будет управляться с ним в дороге?

Но я должна верить, что все пройдет хорошо.

Ведь, кроме веры, у меня ничего не осталось.

Но есть еще одна вещь, которую я должна положить в чемодан. Я выдвигаю ящик ночного столика и вынимаю из него дневник, заполненный до самой последней страницы моим мелким бисерным почерком. Осторожно кладу его под одежду. Если случится самое худшее и я никогда больше не увижу своего сына, то вот его история. В этом дневнике вся я, все самое лучшее и самое худшее обо мне. Хотя, конечно, Вальтеру и Анне решать, покажут они ему дневник или нет.

Стучат.

– Войдите, – откликаюсь я, не отрывая глаз от личика Стэнли.

– Привет, – слышу я голос Эрны, которая подходит и встает со мной рядом. – Пора, – добавляет она тихо.

Я киваю, но с места не двигаюсь.

– Отец уже ждет нас на улице, возле дома. Через полчаса нам надо быть на вокзале, чтобы успеть сесть в первый поезд до Берлина, – объясняет она. – Прости меня, Хетти, но времени действительно очень мало.

– Да, знаю, – отвечаю я. – Дай мне всего одну минуту. Я сама спущусь с ним вниз.

Она кивает и закрывает за собой дверь.

– Ну вот, – говорю я Стэнли, – я хочу, чтобы у тебя была хорошая жизнь. А еще я хочу, чтобы ты знал: я люблю тебя и всегда буду любить. Надеюсь, что эта ужасная война все же не состоится и все как-то уладится. И тогда, очень скоро, я за тобой приеду. А я обязательно приеду, мой милый мальчик. Обещаю тебе это. Я приеду.

Крепко прижав его к себе, я целую его в лобик, а потом заставляю себя оторвать от него взгляд и смотрю в окно. Вид из него великолепный. Этот дом выше всех соседних, и я вижу крыши, а между ними площади и много деревьев. Солнце еще не встало, но уже позолотило горизонт, окрасив облака на востоке красными и розовыми полосами. Там, где лучи еще не коснулись их подбрюший, они пурпурные, а дальше, на запад, угольно-черные.

Светлеет стремительно, и прямо у меня на глазах пушистые облака меняют свой цвет от красного к бледно-розовому и, наконец, к белому. Над горизонтом вырастает край солнечного диска: сияющая дуга чистого золота выстреливает яркими лучами, которые сразу прогоняют ночную тьму. С неимоверной быстротой солнце поднимается еще выше, превращая небо в огромный резервуар желтого пламени.

Родился новый день.

Эпилог

Июнь 1994 года

Мой дорогой Вальтер!