Дочь реки

Ватажники потянулись ближе, но пропустили Рарога, когда он вышел вперед. Склонился над головой Вогуля — и глаза аж ослепли на миг от омытого водами волани сияния слитков — побольше и поменьше — чистого золота, что лежали внутри, наполняя ларь до половины. Оттого-то он был нестерпимо тяжелым.

— Казарское золото, — хмыкнул Рарог, заметив знакомое клеймо.

Взял один холодный слиток и взвесил в ладони, а после бросил обратно. Такое добро ему не надо вовсе, иначе поплатиться можно за него жестоко. Уж на то Любор успел ему намекнуть — да что там, едва не прямо сказал. Раз уж он дружбу с козарами водит, которые кочуют по южным степям между Лагонкой и Воланью, то платы такой, уж неведомо за что, он ждал давно. Неспроста. Может, делились с ним козары данью, которую брали с купцов за то, что они через земли их пройдут. To ли откупались от чего: то дело их. Да если дорожка золотая у княжича Долесского протоптана на юг, то отказаться он от нее уже не сможет.

— И что, мы ничего себе отсюда не возьмем? — с надеждой в голосе пробормотал за спиной Калуга.

Ватажники захмыкали с сомнением. Тут уж всякому ясно, что и крупицы самом малой не сковырнешь, чтобы княжич не заметил после. А проверять он, верно, на месте вздумает.

— Брать ничего нельзя, — на всякий случай одернул парня Рарог. — Я все пересчитаю. А после проверю. Кто руки свои сюда протянет, тому отсеку вмиг — не пожалею.

Мужики заворчали, конечно, да больше притворно, потому как сами понимали, что с козарским золотом не пошуткуешь, а особенно с тем, кому оно предназначалось. И вся недавняя милость Владивоя может быстро оказаться перечеркнутой лютой немилостью Долесских правителей.

Дожидаться ночи не стали, сидя на одном месте. Как передохнули немного да обсохли, повернули назад: до ночевки еще можно было пройти достаточно верст. Теперь хотелось Рарогу скорее вернуться, а там и в Долесск отправиться. Словно жгло золото это всех, кто на струге сидел. Того и гляди пропалит и ларь, и дно лодьи — да потонет снова, теперь уж безвозвратно: не отыщешь на илистом дне. Недоброе что-то деялось вокруг этих слитков. И странное желание обуревало: завернуть на время в Белый Дол, поговорить с князем о том, что вызнать удалось о Люборе. А, может, так он и поступит, как выручит Грозу. Только как бы не придумал Любор еще каких условий, что могли бы подпортить жизнь ввязавшемуся не в свое дело находнику и дочери воеводы. Потому Белый Дол прошли той же стороной, и только догадываться приходилось, в каком бешенстве сейчас князь оттого, что пропала не только дочь его — в очередной раз — да еще и Гроза. Ищет, небось, кметей гоняет по землям, хоть и догадывается, где Беляна может быть, да не признает — до последнего отрицать будет, что умахнула она к неугодному отцу жениху.

С короткими остановками и ночевками — с самого позднего часа, до которого плыть можно было и до самого раннего — когда отплывать, ватага добралась скоро до Оглобича, а там вышла на другую протоку — что через мшистые и торфяные болота выводила на Лагонку. А по ней уж недалеко до Долесска.

И каждый следующий день пути казался тягостнее предыдущего. Хоть и подступал день Купалы, и нарастало в каждой веси, где останавливаться доводилось, предвкушение скорого праздника, а Рарог иссыхал внутренне как будто. И свербило, свербило в груди — так невыносимо, что хоть вой

Наконец показались на обрывистом, обдуваемом всеми ветрами берегу высокие темные стены Долесска. И стояли на приколе многие корабли: среди них — те, хозяева которых решили не идти нынче по Волани, а пустились по объятому горами витиеватому руслу через другое княжество. Простирались вдаль пологие холмы, которые на самом окоеме обращались крутыми лесистыми горбами. Заволокло их нынче с самого утра синеватым туманом: как бы не случилось дождя. Всю дорогу с утра Рарог размышлял, кого отправить в детинец, чтобы передали Любору, что он прибыл, исполнив-таки его требование. И самому порой не верилось. Да сейчас он рад уж был избавиться от золота, которое никому на струге не давало покоя. И приходилось ларь при себе держать на ночевках — а то ведь мало ли кому жадность разум застит так, что и напасть не погнушаются. Он оглядывал лица ватажников, и почти любому из них можно было доверить важное дело, и как ни хотелось пойти самому, а пришлось решать — потому как ларь без присмотра не оставишь.

— Ты пойдешь, — велел он Калуге.

Молодой парень не успел еще заматереть до того, чтобы по его огрубелым чертам сразу стало понятно, что умыслов он не самых добрых. Калуга возражать не стал, и более того: лицо его озарилось гордостью, что ему такое дело важное поручили. Едва начали разворачивать становище, как он умчался в сторону Долесска, который хорошо виднелся на западе от того места, где пристали к берегу — коли выйти на небольшой мыс, что неглубоко врезался в реку. Неведомо насколько придется задержаться подле города, какие еще хитрости придумает Любор, чтобы для него все с большей выгодой обернулось.