Дочь реки

Они поднялись из травы, отводя друг от друга взгляды: словно обоих вдруг смущение взяло после порыва такого, который разум смял в одно мгновение. Лошади спокойно пощипывали травку в стороне, но головы вскинули, заслышав шаги. Все вещи на небольшого мерина Грозы сгрузили, а сами поднялись в седло второго. Уверенно легла рука Рарога на талию, прошлась твердая ладонь по животу, поглаживая. И он задумался как будто на несколько мгновений, замерев, и вдруг коснулся губами изгиба шеи.

— Мягко поедем, Гроза, — шепнул на ушко. — Потерпи. Уже недолго.

Тронул бока мерина пятками — и тот легкой рысью вынес их на тропу. И так хорошо было в руках любимого, словно отступила вся немочь, следа не осталось. Гроза даже задремала в какой-то миг. Совсем ненадолго. А после ее новым приступом скрутило. Пришлось скатываться из седла и вновь к обочине бежать. И Рарог, сидя рядом, гладил ее по спине и убирал назад косы, что падали на плечи. Усталость так просто не отборосишь: тело, раньше сильное, теперь помалу сдавалось, требуя отдыха. Оттого и становилось все хуже.

Как добрались, к самому вечеру, до Порогов, там сразу отправился Рарог к тем, кого знал лучше других. Попросил укрытия всего-то до утра, и ему не отказали: знали хорошо бывшего предводителя находников, которые порой становились подле селения на ночь, а то и на день-другой. Разрешил бондарь Калитко расположиться в одном из своих сенников. Там оказалось тесновато. Много сена заготовил хозяин — оно, хорошо просушенное под светом Дажьбожьего ока, наполняло клеть незабываемым уютным запахом. Разместиться и впрямь еще можно было где, а уж на мягких душистых увалах — и вовсе удовольствие одно. Рарог сразу застелил самый пышный стожок покрывалом для Грозы — и помог ей улечься: она за тот недолгий путь, что еще пришлось преодолеть до Порогов, совсем умаялась. И пока он устраивался еще, вещи носил, снимая с седел, она как будто уснула вновь, уже не чувствуя сил преодолеть эту дурнотную тяжесть, что скручивала ее едва не в бараний рог. Только чуть позже разбудил ее любимый — она и глаз не открыла. Только почувствовала, как прижался к ее губам теплый край кружки, наполненной ароматным питьем.

— Милонега дала, — шепнул Рарог, мягко поддерживая ее под спину. — Полегчает, сказала.

И каким бы насыщенным, даже густым ни показался отвар, а влился в горло легко. Тут же обволок теплом и слабым дурманом подступающего облегчения. Гроза снова уснула, чувствуя, как касаются плеч и шеи ладони Рарога.

Проснулась ночью, такой глубокой, что ни зги не видать: лучины уже погасли. И первое, что услышала она: дыхание рядом, спокойное и глубокое. Протянула руку

— и сердце замерло на миг от яркой вспышки радости, что пронзила его словно бы насквозь. Рарог рядом. Не сон это, не выдумка — хоть иногда и казалось, что Гроза давно уж умом тронулась и все это могло ей померещиться. Вот он, горячий, ощутимый, совсем близко от нее. А Белый Дол — далеко. И кто знает, может, не будет больше никогда туда дороги.

— Гроза… — сонно пробормотал Рарог, просыпаясь от ее прикосновения. — Как ты?

— Уже лучше.

Она перекатилась по мягкому вороху сена ближе к нему. Обняла крепко, вжимаясь всем телом в его широкую спину. Рарог ощутимо напрягся, тихо выдыхая. Замер, а после ладонь Грозы поймал и провел ею вниз по животу до паха.

— Тяжко мне рядом с тобой будет, Лисица, — в его голосе сверкнула огоньком улыбка.

Она беззвучно рассмеялась ему в спину, ощущая так ясно и волнующе то, что он хотел ей показать. И сама вдруг вспыхнула, как тот пучок сена. Запустила руки ему под рубаху и стянула ее. Бросила в сторону — а сама ладонями провела по мягким изгибам мышц, по плечам, неспешно целуя любимого вдоль ложбинки между лопаток.

— Такие шалости просто так не сойдут тебе, — едва вытерпев пару мгновений, возмутился Рарог.

Повернулся к ней лицом и толчком уверенным опрокинул на спину. Всего лишь к губам приник своими, пахнущими травой и вязким сном — а Гроза почувствовала, что тело ее уже отзывается, истосковавшись. Сама колени раскинула, поднимая подол. Позволяя рукам его скользнуть по оголенным бедрам вверх. Рарог заурчал что-то неразборчивое и досадливое.

— Ах ты ж, Лисица… — стаскивая порты, выдохнул ей в приоткрытые губы.

Завладел ими жадно, вбирая в рот то одну, то другую и чуть сжимая зубами. Придерживая Грозу одной рукой, другой направил себя вовнутрь и замер, войдя до конца. Они выдохнули вместе — прерывисто и жарко, соприкасаясь губами и взглядами — даже сквозь темноту. А в другой миг метнулись навстречу рьяно, двигаясь неистово, не щадя ни себя, ни друг друга. Гроза сжимала любимого коленями и пальцами впивалась в твердые бедра, подталкивая, требуя — пытаясь насытиться и не в силах заполнить хотя бы дно этой пучины желания, что поглощала ее с головой. Короткими сильными толчками Рарог брал ее, не стыдясь вонзаться в уши отрывистыми хриплыми стонами. Прогонять дрожь их по ее горлу в поцелуях, таких же безумных и жестких, как их жадное соитие. Словно у всего мира украли друг друга и теперь пытались в короткий миг урвать как можно больше.