Дочь реки

Ведара покачала головой, как будто и не поверила ничуть. Поправила убрус возле щеки, хоть и так он был обернут ровно — и вышла, больше ничего не спросив, не узнав, что муж дальше будет делать и где дочь искать.

Никогда в жизни Владивой так не гневался: на бестолковых баб, что не смогли уследить за Беляной, на Ведару, которой до пропажи княжны будто и дела не было: Сения, как узнала, и то больше всполошилась, испугалась даже. Владивой злился на Грозу, которая отталкивала его так рьяно в тот самый миг, когда он хотел ее тепла. Хотел понимания — а в ответ получал только испуг попавшей в капкан косули. Да и сам от себя он ярился не меньше: от того, насколько большой слабостью она для него становилась. Ее хотелось смять, подчинить. Овладеть ею, чтобы не смела больше сторониться, чтобы поняла наконец, что нет иного пути: все равно рано или поздно они схлестнутся так, что не остановятся. И в то же время он хотел сохранить ее нетронутой как можно дольше. Отчасти, чтобы острее чувствовать это пьяное безумие, что охватывало его рядом с ней, с дочерью воеводы своего и давнего друга. Наваждением, что не отпускало ни днем, ни ночью. Но он пока не знал, что делать дальше и как удержать Грозу рядом с собой. Рано или поздно она пойдет замуж: такая девица просто не может остаться одна. Однажды мужики глотки друг другу порвут, чтобы в жены ее взять. Стало быть, Владивой не имеет права забирать ее невинность, ломать ей жизнь, потому как взамен ничего не может дать. Он, князь и покровитель всех окрестных земель — не может ничего предложить молодой девчонке, кроме неуемной, лишающей разума страсти и ласк. Не слишком-то крепкие путы для своевольной Грозы. Смешно и жутко одновременно.

Почему он пропустил тот миг, когда худощавая нескладуха, которую Ратша однажды привез в детинец — огненноволосая, неугомонная — вдруг превратилась в девушку, на которую обратились взоры многих неженатых кметей в дружине? Как недоглядел? Когда перестал относиться к ней, как к товарке собственной дочери, и вспыхнул — точно сухостой — невыносимым влечением? Страшным, как лихоманка, которая уже не поддается никаким травам знахарей, никаким заговорам и молитвам. И забирает, капля за каплей, жизнь и силы. Он не мог вспомнить. Как будто жил с этим чувством всегда, всю жизнь горел и никак не мог рассыпаться в пепел — и перестать мучиться.

Он давал слово Ратше — позаботиться о Грозе. Обещал, что никто ее не тронет. А сам…

Чтобы немного остыть после ссоры с Ведарой, Владивой сам отправился на поиски Беляны. Может, думал, что отцовское сердце подскажет, где ее искать. Но гриди так истоптали все вдоль берега Волани и на несколько верст вглубь леса, что самый умелый следопыт не разберется. А сердце предательски молчало, будто не чуяло никакого следа Беляны. Вообще ничего, что подсказало бы, где ее искать.

Пропадала помалу, растворялась утренняя прохлада. Оттесняло ее в тень соснового бора тепло, что лило на головы раздухорившееся Дажьбожье око. Владивой остановился на той прогалине, где собрались девушки, когда и обнаружилось, что Беляны среди них нет. Он опустил взгляд в траву, примятую нещадно: еще нескоро поднимется — и заметил вдруг одинокий туесок, который стоял у вывернутой из земли коряги, гладкой, словно обструганной, до того ее вода обласкала, прежде чем на берег выбросить.

Владивой подошел и поднял туес за ремень, покрутил, заглянул внутрь — ив нос душно пахнуло брусничным листом. Даже голову прояснило.

— Это чье? — спросил у ближнего кметя из тех, что стояли неподалеку, тихо переговариваясь и ожидая приказа: искать дальше или в детинец отправляться.

Утро уже почти минуло, и светило поднялось на небоскате так высоко, как могло в конце цветеня. Гриди устали и почти отчаялись хоть что-то сыскать.

Парень пожал плечами, спросил что-то у соратников.

— Говорят, кто-то из девиц тут оставил, — повернулся к Владивою снова.

— Гроза, — добавил кто-то из гурьбы.

Как по сердцу полоснул. Каждый раз это имя заставляло замереть на миг, вслушиваясь в него. Как звучит на устах других мужчин и нет ли в их голосах того, что заставило бы обеспокоиться.

Владивой закинул туесок на плечо: надо бы Грозе вернуть. Никому другому доверять это он не хотел: а девиц кругом уже не осталось, всех отпустили в город, чтобы не суетились тут, не мешали. Он прошел чуть дальше по берегу, собираясь уж в седло садиться и возвращаться в детинец. А после, как кмети хоть немного передохнут, снова за поиски приняться. Теперь уж дальше по дорогам рассыпаться: мало ли какие следы найдутся. Не верил он, что пропала она вот так, бесследно.

Он обратил взор к водам Волани, надеясь смутно, что, может, она хоть какой-то ответ даст. Но вода текла неспешно, спокойно. Разносилось вдоль берега скрипучее покрякивание уже вернувшихся с южной стороны уток. Гомонили кмети, озадаченно и осторожно, чтобы не потревожить из без того злого сегодня правителя.