Дочь седых белогорий

Всё это было утром. А сейчас, в предвечернее время, Ченка резала, солила, готовила к копчению красные куски мяса. Вырубив несколько палок, она нанизывала на них длинные, тонкие ленты маралятины, развешивала на рогульки с таким расчётом, чтобы обносило едким, кисловато-горьким дымом талины. Наконец-то в её руки попалась печень зверя. Предчувствуя лакомство, девушка нарезала мягкие кусочки и как дань уважения старшему в первую очередь подала отцу. Загбой степенно взял угощение, не спеша стал есть сырые кубики. Недолго пожевав, удовлетворенно качнул головой – вкусно!

Ченка улыбнулась, ловко отхватила ножом тоненький ломтик, нанизала на прутик тоненькой ленточкой и поднесла к губам Ули. Кроха раскрыла ротик, на какое-то время, почувствовав новый, незнакомый вкус, замерла, готовая вот-вот расплакаться. Однако голос предков был сильнее младенческой «слепоты». Распробовав печень, она с жадностью стала сосать предложенное «сырое блюдо». Как только ленточка растаяла во рту, девочка заплакала, требуя очередной порции. Молодая мать преподнесла к её губам своеобразную соску – короткую жилку из ног сохатого, смоченную берёзовым соком. Но Уля тут же выплюнула ее, закричала таким звонким голосочком, что Ченка и Загбой дружно засмеялись над капризами ребёнка. Девушка отрезала вторую ленточку печени, подала дочурке. Та тут же притихла, рассматривая улыбающуюся мать, удовлетворённо засопела носиком.

– Эко! Охотница путет. Вон как мясо сырое люпит, – довольно протянул Загбой.

Счастливая Ченка шумно вздохнула. На отдельном костре закипел большой жестяной казан. Загбой подошёл к дереву, осторожно снял подвязанные к сучкам моховые рога марала, ещё раз осмотрел их перед варкой. Крепкой рукой бережно прикоснулся к перетянутым тряпочками угловатым соединениям пеньков, подтянул овальные отростки, проверил на черепной коробке, не сочится ли кровь. Все движения охотника были плавны, точны, осторожны. Всё так, как показывал, учил Егор.

Убедившись, что всё нормально, Загбой подвязал вилообразную корону к жильному мауту, подошёл к костру. Перед тем как опустить панты в кипящую воду, коротко приказал дочери:

– Убери два полена. Много огня.

Ченка тут же исполнила его просьбу. Вода в котле притихла. Кипящий родник успокоился, забурлил медленнее. Загбой удовлетворённо кивнул головой и приступил к варке.

Он присел перед казаном на чурку и, уклоняясь от дыма, опустил в кипяток один рог. Губы беззвучно зашевелились, отсчитывая положенное время. Только после того как мысленная граница периода была преодолена, рука следопыта дрогнула, метнулась вверх, вытащила пант. Ченка тут же схватила «сучковатый отросток» правой рукой, а из левой подала отцу второй рог. Загбой тут же утопил его в воде и опять зашевелил губами нужный отсчёт. Когда время прошло, отец и дочь вновь заменили панты из рук в руки и варили молодые рога до тех пор, пока взмокший от близости костра и напряжения Загбой не отдал команду:

– Хватит, отнако. Считал правильно. Теперь путем сушить. Завтра утром путем варить ещё раз.

Убрав панты в чум на просушку, он прошёл к подножию двухсотлетнего кедра, неторопливо, с чувством человека, покорившего новую, незнакомую и очень красивую вершину, сел на своё любимое место и стал забивать небольшую трубочку. Недолго порывшись пальцами рук в обмякшем кисете, Загбой бросил вторую щепоть табака назад, посмотрел вокруг и с досадой бросил:

– Где Тима слет тянет? Сколько времени прошло: табак нет, огненной вода нет, соли сапсем нет. Ченка штёт. Ул я штёт. Загбой штёт. Как шить тальше?

Показав свою обиду, охотник подкурил от костра и, затягиваясь дымом, отвалился к стволу дерева. Блуждающий взгляд заскользил по высоким горам, поплыл по глади озера, лениво перешёл к оленям и вдруг удивлённо замер на месте. Оставшиеся в живых семь оронов настороженно повернули головы в сторону заливных лугов и нервно прядали ушами. По поведению животных Загбой понимал, что они услышали какое-то движение на переходной тропе. Прошло несколько секунд. Свой интерес к окружающему миру проявил Илкун. Отъевшийся на маральей требухе, толстобрюхий кобель резко приподнял голову и тоже удостоил своим внимательным взглядом заросший густой темнохвойной тайгой перевал. За ним вскочила Чирва, быстро закрутила носом по ветру, но замерла пёстрым шаром.

Следопыт отложил трубку, выдохнул дым и, предупреждая Ченку, приподнял ладонь правой руки:

– Ча! Отнако с горы зверь хоти.

А девушка и сама уже слышала какое-то движение, доносившееся до её острого слуха. Она привстала на ногах, так же как и отец, стала смотреть на границу леса.

– Амикан допывать не путем. Шкура плахой, жиру нет, мясо пахнет… – спокойно проговорил Загбой, давая понять, что сегодня он охотиться не будет.

Вдруг разом сорвались с места и побежали к стойбищу олени. Собаки же, наоборот, довольно вяло, с сытыми желудками засеменили к тайге. На половине пути животные встретились, разбежались. Семь верховиков и важенок поспешили под защиту человека, а собаки – узнать, кто идёт по тропе.