Юки утвердительно кивнула. Они повернули на юг и побежали вниз по склону холма. Как всегда Сачико задала темп на этом отрезке, и Юки пришлось ее догонять. Если бы они начали спурт раньше или намного позже, Юки имела бы преимущество. Она хорошо финишировала на последних метрах, и ей удавались затяжные рывки, а вот тактика, избранная Сачико, ее не устраивала. Поэтому она прибежала в парк, отстав от приятельницы на несколько шагов. Обе они тут же согнулись пополам и, упершись руками в колени, стали восстанавливать дыхание. Потом выпрямились и пошли к фонтанчику. Хотя было прохладно, пить все равно хотелось. Затем уселись на траве и занялись растяжкой.
— Мы хорошо побегали этим летом, — сказала Сачико, сгибая и разгибая колени, — я получила настоящее удовольствие.
— Может, и продолжим, — робко заметила Юки.
Сачико промолчала.
— Мой тренер против воскресных пробежек, но я еще не решила, как быть. А твой что говорит? — спросила Юки.
Сачико, подтянув колени к груди, ответила:
— Я больше не буду заниматься кроссом.
— Что? — от удивления Юки села.
— В ноябре я буду играть в пьесе, которую ставят в нашей школе. У меня главная роль. Репетиции начались в последнюю неделю каникул, а в четверг у нас был просмотр.
Юки молчала. Ее стало знобить от ветра.
— Ну хорошо, — нерешительно предложила она. — Можно все же остаться в школьной команде и тренироваться индивидуально. Ты же прекрасная спортсменка. Уверена, твой тренер будет не против.
— Она уже говорила со мной. Сказала, что готова заниматься со мной за час до начала уроков.
— Даже так? И что же ты решила?
— Сказала ей, что не смогу.
— Но почему?
— Мама не хочет, чтобы я одновременно играла в спектакле и серьезно занималась спортом. Боится, что я переутомлюсь, заболею. Да и на домашние задания времени не останется — значит, отметки снизятся.
Юки натянула рукава майки на замерзшие ладони. Спина была мокрая от пота.
— Простудишься. Пойдем, — сказала Сачико, вставая.
Они пошли к воротам парка.
— Я не особенно расстраиваюсь, что не буду бегать кроссы, — сказала Сачико. — В прошлом году и так отличилась. А сейчас надо мной висел бы груз: нужно бить собственные рекорды или с досадой смотреть, как их бьет кто-то другой, — сделав паузу, она улыбнулась. — Например, ты. Когда я прочту в газете о твоих рекордах, я буду только радоваться: ведь я уже не выступаю. Ты знаешь, я очень честолюбива. Не умею проигрывать, не переношу этого.
— Но ты же всегда меня побеждала.
Они остановились у ворот парка. Сачико жила в пяти кварталах отсюда к юго-западу, Юки — в четырех кварталах к востоку.
— Все лето ты финишировала первой, — сказала Юки. — Я никогда не могла тебя догнать.
— Я финишировала первой, поскольку ты мне это позволяла.
— Нет, это не так. Намеренно я тебе не уступала.
— Не сочиняй. Ты вполне могла бы спуртовать раньше, не дожидаясь меня, и я бы проваливалась, — сказала Сачико, опершись рукой на белый забор парка. — Разве я не права?
— Не знаю даже.
— Поверь мне, ты добьешься большего, чем я. Особенно если учесть, что у тебя прекрасный тренер.
«Я вовсе не собираюсь добиваться большего, чем ты», — хотела сказать Юки, но предпочла промолчать.
— Ладно... Спасибо за то, что бегала со мной все лето.
— Может быть, мне поговорить с тренером? Допустим, он разрешит мне пропускать одну тренировку, а взамен я смогу с тобой побегать по воскресеньям — по крайней мере до начала соревнований. И ты поддержишь спортивную форму. В январе начнутся соревнования в закрытых помещениях, а к тому времени ваши театральные представления закончатся.
— Очень трогательно, что ты заботишься обо мне. Я не иронизирую. Но не стоит ради меня упрашивать тренера.
— Да дело не в тренере. В конце концов я не обязана перед ним отчитываться. Захочу бегать по воскресеньям и буду. Как он узнает?
— Дело в том, — сказала Сачико, отбросив волосы со лба, — что я по воскресеньям буду занята. Мама хочет, чтобы я брала уроки икебаны. В апреле я пойду в старшую среднюю школу, и она считает, что мне пора перестать быть сорванцом — нужно приобщиться к чисто женскому занятию.
— И что — ты совсем забросишь легкую атлетику?
— Пока что не решила. Поживем — увидим.
Сачико передернула плечами, уголки ее рта
слегка опустились. Юки молча топталась на траве. Она представила Сачико, изучающую азы икебаны: сидит в позе дзен-буддиста, скрестив ноги, и держит острые ножницы, которыми режет толстые стебли лилий и ирисов; потом стянет их тонкой проволокой и окружит кольцами из шипов, чтобы цветы стояли прямо. Когда Юки видела эти композиции в ресторанах, ей всегда казалось, что цветам больно. Ее мать поступала лучше: она ставила срезанные цветы в большие белые вазы, и они выглядели вполне естественно — точно так же, как в саду.
— Надеюсь, не раз прочитаю в газетах о твоих спортивных достижениях. Спасибо за все и желаю удачи, — Сачико протянула ей руку.
Юки сделала то же. Тепло ладони Сачико ощущалось даже сквозь ее перчатку, тем более, что у Юки была ледяная ладонь. Они пожали друг другу руки.
— Беги быстрей домой, пока не простудилась. Увидимся, — сказала Сачико и, повернувшись, пошла.