Дочь Шидзуко

Опустившись на колени, Юки подобрала с земли горсть сосновых игл. От них шел запах горного воздуха. Иголки легли поверх кленовых листьев. Так, остается три минуты. Юки вскочила с земли и быстро зашагала по бетонной дорожке к главному корпусу школы, где размещалась биологическая лаборатория. Через окно Юки увидела стеклянный сосуд с лягушками, стоявший на столе преподавателя. Она подобралась вплотную к стене здания, укрываясь за кустарником, заглянула сквозь стекло внутрь. В лаборатории никого, но к уроку все готово. На столе, кроме банки с лягушками, — микроскопы, скальпели, ножницы. Разглядывать лягушек было некогда. Интересно, заперты ли окна изнутри? Четвертое окно податливо скользнуло вверх. Юки поставила дуршлаг на подоконник, взобралась на него и спрыгнула. Очутившись в лаборатории, она бросилась к столу преподавателя. В банке было по меньшей мере двадцать лягушек — крупные, наверное, больше ее кулака. Юки приоткрыла крышку сосуда — в нос резко ударил запах формальдегида.

Она стояла на улице у крематория, а внутри него сжигали тело ее матери. Из трубы крематория валил черный дым, у него был тяжелый солоноватый запах. С немногочисленными родственниками она вошла внутрь помещения. Огонь превратил кости матери в груду мельчайших обломков. Согласно буддийскому обряду, прах покойной надо собрать в урну, которая будет храниться в храме. Родственники матери в полном молчании сгребали то, что от нее осталось. Юки тоже собирала обгоревшие осколки костей — они казались ей острыми, как бритвы, и все внутри у нее нестерпимо болело.

Лягушки пахли по-другому, но горло у нее перехватило так же, как тогда, в крематории. Она положила крышку банки на стол, вздохнула, обхватила сосуд обеими руками и шагнула к окну. Банка оказалась тяжелой. Юки, высунувшись из окна, с трудом перевернула ее вверх дном. Дохлые лягушки шлепнулись между стеной и кустами. Она поставила банку на подоконник, отдышалась и глянула вниз: вряд ли кто-то заметит злосчастных лягушек: колючий кустарник — надежное укрытие.

Дуршлаг по-прежнему стоял на подоконнике. Взгляд Юки на мгновение задержался на красных листьях и на сосновых иглах.

Схватив пустую банку, она бросилась к раковине, под горячей водой быстро вымыла ее и, схватив дуршлаг, прислушалась. Из коридора — ни звука. Из дуршлага она высыпала листья и сосновые иголки в пустую теперь банку и закрыла крышкой: листья и иголки заполнили ее почти доверху. Поставив сосуд на прежнее место, Юки взобралась на подоконник и, глянув налево и направо — никого! — схватила дуршлаг, сбросила его вниз и спрыгнула сама. Теперь, зажав в руке ручку дуршлага, словно эстафетную палочку, она со спринтерской скоростью помчалась обратно в рощицу. Десять минут истекли давным-дав- но, в срок, установленный госпожой Сакаки она не уложилась, но украсить блюда девочки вполне успеют. Довольная своей проделкой с лягушками, Юки наклонила ветку клена и стала быстро обрывать с нее яркие листочки.

Глава 10

ЗОЛОТОЙ КАРП (август 1974)

Отец сидел в своем кабинете за письменным столом в черном вертящемся кресле. Юки вошла и остановилась около него. Повернувшись к дочери, он протянул ей белый конверт.

— Меня попросили передать тебе это.

На конверте было только ее имя, на обратной стороне — имя тети Айи, написанное тушью. Юки встревожилась: после свадьбы отца тетку она не видела ни разу. Отец, нахмурившись, барабанил пальцами по подлокотнику кресла. Юки хотелось поскорей уйти к себе и прочитать письмо.

— Ты еще что-то хочешь мне сказать? — с нетерпением спросила она.

— Может, прочтешь письмо?

— Прочту, у себя в комнате.

— Ну что ж, — вздохнул отец, — дело твое.

Юки, повернулась, чтобы уйти, но отец остановил ее:

— Этот твой конверт был вложен в другой, где лежало еще письмо тети Айи ко мне... Отправлено было на мой служебный адрес.

Юки кивнула. Она регулярно, раз в месяц, писала тете Айе и бабушке с дедушкой, но ответа не получала! Единственным письмом за последние пять лет от родственников по линии матери было приглашение на свадьбу — прислал его два года назад Сабуро, самый младший из ее дядей. Отец отдал Юки то письмо за обедом, конверт был уже вскрыт.

— Пошли ему поздравительную телеграмму, — сказал он. — И извинись, напиши, что ты, к сожалению, не сможешь приехать. Деньги на телеграмму я тебе дам.

— Спасибо, не нужно. Я ему лучше письмо пошлю.

— Только обязательно покажи письмо отцу, перед тем как его отправить, — вмешалась мачеха.

— Я никому не показываю своих писем, — с вызовом ответила Юки.

Мачеха встала из-за стола и вышла из кухни, с треском захлопнув за собой дверь. Отец посидел еще несколько минут и последовал за ней. Юки ушла к себе, не закончив обеда. Отцу следовало извиниться за бестактное поведение своей жены, но, с другой стороны, он и не поддержал ее, не настаивал на том, что письмо нужно ему показать. Ладно, и на том спасибо. А конверт с приглашением вскрыла, наверняка, она, а не отец.

Сейчас, сидя в кабинете, он говорил вполне дружелюбно.