Дочь солдата

Такой же открылась к вечеру и деревня Светлый Двор. Те же гумна и амбары, колодец с журавлем, рябины под окнами, те же нескладные избы, раскиданные далеко одна от другой. Только и было отличия, что на краю деревни черную незамерзшую речушку, дымившую на морозе белым паром, пересекала плотина. На берегу что-то строилось. Белели стропила, свежим мхом краснели проконопаченные стены, груды щепы, опилок валялись на притоптанном снегу.

А заборов, конечно, и в помине не было…

Так вот ты какая, разбойная деревня Светлый Двор!

На стук в заиндевелое окно одной из изб долго никто не откликался.

— Спит бабка, — сказал Леня. — Всех-то ей забот — с печи да на печь.

Наконец заскрипели половицы в сенях, из дверей появилась, кутаясь в платок, старуха в мятом сарафане.

— Чего? На постой? — бабка зевнула; одна щека у нее была красная — наверно, отлежала ее на печи. — А сколь положите? У меня ведь и трактористы останавливаются.

— Не обидим, — глухо промолвил Николай Иванович.

А Леня зачастил скороговоркой:

— Чего ты дверь-то загородила? Не съедят твоей избы. Небось не убудет! Нашенский же человек— Ивана Хромого сын, Николай. Ай не узнала?

— Царица небесная! — схватилась бабка за косяк. — Микола-а!.. Да заходите же! Слава тебе, господи, гостей бог дал. Не обессудьте старую. И печи-то сегодня не топила, встречать дорогих гостеньков нечем…

Домна Петровна ахала и кланялась в пояс.

Глава III. Первый разбойник

Школы нет. Школа в Великом Дворе — километрах в двух от дядиной деревни. Дорога все проселком, все проселком, где старые вербы растут, через ручей, через канаву, все по полям да по полям. Великий Двор изб на десять больше Светлого Двора. Там правление колхоза «Гвардеец» и клуб. Зато в Светлом Дворе строится новая ферма с подвесной дорогой и автопоением и гидростанция на речке Талице. Электростанция есть, но локомобиль. Дров на него уходит — напастись не могут! Что-то в нем поломалось, больше недели по деревням жгут керосин. Леня ездил за механиком в Дебрянск, да не застал его дома. Так и до лучины недолго. Смех один!

Верке труда не стоило узнать обо всем этом: все ей рассказала Маня. Она забежала за Веркой, чтобы вместе идти в школу. Верка умолила тетю не провожать ее. Что подумают ребята, если ее, Верку, словно малышку-первоклассницу, тетя за ручку приведет в класс? Смех один!

Это выражение — смех один — Верка переняла от Мани.

Маня в новеньком полушубке из красной дубленой овчины. В левом ухе капелькой поблескивает сережка. У Мани привычка идти подпрыгивая, и платок съезжает, и косички выглядывают из-под него — точь-в-точь, как рожки.

— По ботанике у нас Петр Петрович, — окая, певуче говорит Маня дорогой. — Ой как спрашивает… Строго-строго! А мы на фермы ходим. Я колхозных телят дозорю. Телята шибко потешные, все лижутся.

Маня и окала и «цокала», и у ней получалось «лижутце»… Смех один!

Бумажный сверточек с завтраком Маня спрятала в дупло ивы.

— После школы и бегай без заботы! — пропела она в объяснение.

И Верка, привстав на цыпочки, положила в дупло бутерброд с колбасой.

Сзади раздался стрекот мотоцикла. За рулем, растопырив локти, сидел плечистый, с красным, задубевшим на ветру властным лицом усатый дядя в кубанке и расстегнутом пальто. В люльке — с вытаращенными глазами, надутый, с круглой физиономией мальчишка. За мотоциклом бежали лыжи, привязанные на веревочку.

Девочки посторонились.

— Потаповы, — значительно произнесла Маня, едва мотоцикл пролетел мимо, обдав их снежной пылью. — Председатель и Веня. Веня такой коновод, что… ой! — Маня прижмурила бойкие синие глаза и покрутила головой. И платок опять съехал на плечи.

Их перегнали ребятишки-лыжники. Учебники и тетради у Лени запиханы за пазуху. Остальные лыжники — малыши. Они с трудом поспевали за Леней. Один мальчик держал язык на верхней губе, и нос у него был мокрый.

— А ты, Вера, кем приходишься дяде Николаю Ванычу и тетушке Екатерине? Племянницей, да? — допытывалась Маня.

— Я из детского дома.

— О-о… — Умный румяный ротик Мани стал похож на колечко. — Выходит, они тебя на воспитание взяли. Значит, ты им старость будешь покоить, хлеб им от тебя будет.

Школа на высоком угоре, под тополями. Со всех сторон ведут к ней тропки-дорожки и накатанные лыжни. Ученики из дальних деревень приезжают сюда на лыжах. Портфели они привязывают к плечам веревочками, под портфелями болтаются узелки, наверно, с завтраком. Узелки тоже на веревочках.

Школа двухэтажная, с большими окнами, но, в сравнении с поселковой, очень мала. И Верке взгрустнулось…

Она обмела боты веником из еловых лап, набрала в грудь воздуха, точно собиралась нырнуть, и прошла за Маней следом.

В школе много переходов и коридоров, лестниц с гладкими перилами и пузатыми балясинами. Верку встретил еще у порога гул голосов, топот ног, смех — гул, слившийся в тягучее «а-а-а». Она вновь сравнила: «У нас кричат громче!»

Маня ради Верки пересела на новое место.

В классе пустовали еще две парты.