Дочь священника

Она успела все взвесить и сумела взять себя в руки. Ей было все так же противно вспоминать фразочки из «Еженедельника Пиппина», но она старалась свыкнуться с этой ситуацией. Она догадывалась, как все вышло и на чем основывалась клевета миссис Сэмприлл. Миссис Сэмприлл увидела, как мистер Уорбертон поцеловал Дороти у ворот; а потом, когда они оба покинули Найп-хилл, у нее возникло естественное подозрение – естественное для миссис Сэмприлл, – что они уехали вместе. Что же касалось живописных подробностей, она придумала их позже. Или просто додумала? Никогда нельзя было сказать наверняка насчет миссис Сэмприлл, врала ли она сознательно, чтобы ввести всех в заблуждение, или ее извращенный ум заставлял ее действительно верить в это.

Что ж, так или иначе, она сделала свое черное дело – теперь придется с этим жить. А пока Дороти предстояло обдумать возвращение в Найп-хилл. Ей нужно будет запросить свою одежду и два фунта на билет на поезд. Домой! От этого слова у нее екнуло сердце. Домой, после стольких недель грязи и голода! Как же ей хотелось домой, как ярко ей представлялся родной дом!

Однако…

В душе у нее шевельнулось сомнение. Она вдруг увидела всю ситуацию с другой, внешней стороны. Сможет ли она вернуться домой после такого? Посмеет ли?

Сможет ли ходить по улицам Найп-хилла после всего случившегося? Об этом следовало подумать. Стоило представить первую полосу «Еженедельника Пиппина» – «едва одета»… «под воздействием алкоголя» – ой, лучше не вспоминать! Но, когда тебя с ног до головы облили грязью, сможешь ли ты вернуться в городок с населением в две тысячи, где все знают, что у кого, и судачат дни напролет?

Она не могла решить, сможет ли справиться с этим. Сперва она подумала, что вся эта история с тайной любовью настолько абсурдна, что никто не мог в нее поверить. К тому же мистер Уорбертон будет на ее стороне и подтвердит ее слова – в этом она не сомневалась. Но затем вспомнила, что мистер Уорбертон сейчас за границей и, если только эта история не попала в континентальные газеты, он вряд ли слышал о ней; и ее охватили сомнения. Она знала, каково это, жить в маленьком городке после скандала. Косые взгляды и насмешки тебе вслед! Злые кумушки, следящие за тобой из-за занавесок! Юнцы на всех углах завода Блайфил-Гордона, похотливо обсуждающие тебя!

«Джордж! Слышь, Джордж! Видал вон ту фифу? Белобрысую?»

«Ту, что ли, воблу? Да. Кто она?»

«Дочка ректора, вот кто. Мисс ‘Эйр. Слышь, чё скажу! Знаешь, чё она выкинула два года назад? Замутила с хахалем, который ей в отцы годился. То и дело моталась с ним кувыркаться в Париж! А так по ней не скажешь, а?»

«Да ладно!»

«Так и было! Зуб даю. В газетах писали, все такое. Тока он отшил ее через три недели, и она домой вернулась, бесстыжая рожа. Вот же нервы, а?»

Да, ей придется с этим жить. Годами, возможно, лет десять, пока всем не надоест мусолить ее. А хуже всего то, что газетная статья была, вероятно, лишь сдержанной версией того, что миссис Сэмприлл рассказывала всем и каждому. Надо думать, «Еженедельник Пиппина» не хотел особо рисковать. Но могло ли быть хоть что-то слишком рискованным для миссис Сэмприлл? Ее не сдерживало ничего, кроме пределов ее воображения, а они были широки, как море.

Только одно вселяло в Дороти уверенность – мысль о том, что отец, во всяком случае, сделает все возможное, чтобы защитить ее. Конечно, и другие будут за нее. У нее ведь есть друзья. По крайней мере, церковные прихожане знали ее и доверяли, и «Союз матерей», и девочки-скауты, и женщины, которых она навещала, – никто из них не поверит в такую историю. Но больше всего она рассчитывала на отца. Можно вынести едва ли не все, если у тебя есть дом, куда можно вернуться, и семья, которая на твоей стороне. Если она сохранит присутствие духа и отец будет на ее стороне, она справится. К вечеру она решила, что вернуться в Найп-хилл будет самым правильным, пусть поначалу ей придется нелегко, и, обналичив шиллинг, сходила в деревенский магазин и купила на пенни писчей бумаги. Вернувшись в лагерь, она села на траву у костра – ни столов, ни стульев в лагере не было – и начала писать письмо огрызком карандаша:

Дражайший отец,

Не могу выразить, как я рада, после всего случившегося, что могу снова писать тебе. И я очень надеюсь, что ты не слишком тревожился обо мне и не слишком переживал из-за этих кошмарных историй в газетах.

Не знаю, что ты должен был подумать, когда я вот так внезапно исчезла и ты не получал вестей от меня почти месяц. Но дело в том…