Дочь того самого Джойса

– Мне… мне оч-чень жаль, – заикаясь, пробубнила я. Перед глазами, затмив образы дома Эмиля и его известной семьи, возникло совсем другое видение. Мы работаем вместе. Я кружусь по бальной зале, его пальцы лежат на клавишах рояля. Мы вместе склоняемся над нотами; я отбиваю ритм ногой, а он размахивает в воздухе карандашом, словно это палочка дирижера. А баббо аплодирует нам из угла. Именно такое будущее я себе рисовала. Но эта мечта поблекла, утонула в синем океане глаз мистера Беккета… ее заслонили его худые загорелые руки, светлые волосы, зачесанные назад, словно их сдул со лба порыв ирландского ветра. Мои глаза наполнились слезами. Я попыталась не думать о мистере Беккете, но это было безнадежно.

– Я не хотел тебя расстраивать. – Эмиль снова сглотнул и поймал мои ладони. – Я думал, что нравлюсь тебе… Джорджо сказал… Джорджо был уверен… – Он стыдливо замолчал. Мы слышали голос мамы в прихожей, и он все приближался и приближался – она вела миссис Флейшман к гостиной. Я закусила губу и быстро отерла глаза. Нужно успеть сказать все до их появления.

– Но ты же еврей, Эмиль! – выпалила я. – Пожалуйста, сядь на диван, как будто ничего не происходит. Быстрее! Пока не пришла мама.

Эмиль попятился обратно к дивану. На его лице были написаны изумление и боль.

– Я не знал, что для тебя это препятствие.

– Ты не можешь жениться на мне – я ведь не еврейка! Ради бога, да сядь же! Мама идет!

– Но моя семья хочет, чтобы я взял тебя в жены. Им все равно, что ты не еврейка.

– Я… просто не могу, Эмиль. – Я покачала головой и отодвинулась в сторону, освобождая проход маме и миссис Флейшман. – Мистер Фернандес уже уходит. – Я не хотела быть такой грубой и жестокой, но слова, резкие и безжалостные, будто сами по себе выпрыгнули у меня изо рта.

Лицо Эмиля вытянулось, а в глазах мелькнуло настоящее страдание.

– До свидания, миссис Джойс. До свидания, Лючия. – Он взял шляпу и трость и напоследок еще раз умоляюще взглянул на меня.

Я уставилась в пол, стараясь уложить все случившееся в голове. Почему я ответила так решительно? Почему вела себя настолько бессердечно? Секундой позже до меня донесся звук затворившейся двери. Это означало, что Эмиль ушел, возможно, навсегда. Мама с любопытством посмотрела на меня.

– Быстровато он ушел. И даже не захотел чаю, Лючия? – Она повернулась к миссис Флейшман: – Почему бы вам сразу не пройти к Джиму? Сегодня много чего нужно напечатать, если вы, конечно, сумеете это разобрать. Он писал голубым мелком. Понятия не имею, как он отличает один конец от другого.

Миссис Флейшман тоже на меня посмотрела – довольно странно, будто заметила следы слез на моем лице.

– С вами все хорошо, Лючия? – с деланым сочувствием спросила она.

Я взглянула на ее серое, цвета крыла голубки, бархатное платье с кружевной отделкой и крохотными перламутровыми пуговками, на несколько нитей крупных жемчужных бус, нежно переливавшихся на шее, на соболье манто, перекинутое через руку. Эту уверенность, манеру держать себя могло дать только богатство. Я молча покачала головой и вышла.

Первым о предложении Эмиля – и моем отказе – услышал Джордже За несколько дней до того, как мы должны были встретиться с мистером Беккетом за чаем, он неожиданно ввалился в мою спальню. Я сидела за туалетным столиком в ночной сорочке, расчесывала волосы и обдумывала па для танца, который про себя уже называла «Танец радуги». Днем Киттен протанцевала для меня короткий отрывок на куске черной клеенки, который я бесстыдной лестью выманила у жены торговца рыбой. Свет отражался от нее бесподобно, но меня беспокоило, что это будет отвлекать танцовщиц. И не осложнит ли это движения, которые я придумала? Как сделать так, чтобы танцовщицы точно не поскользнулись? Вокруг зеркала я приколола фотографии танцоров, которыми больше всех восхищалась: Анна Павлова, Айседора Дункан, ее брат Раймонд и сестра Элизабет, Мадика, Вацлав Нижинский, Архентина. Там же висел портрет и моей новой героини – англичанки Маргарет Моррис. Я часто смотрела на них, чтобы придать себе уверенности. Именно в тот момент, когда я разглядывала снимки, и появился Джордже.

– Сегодня вечером я виделся с Эмилем. – Нетвердым шагом он двинулся ко мне, одной рукой ослабляя узел галстука. Его лицо было немного одутловатым и каким-то темным.

Я хотела спросить, как там Эмиль, но выражение Джордже не располагало к дружескому любопытству, поэтому я промолчала и продолжила расчесывать волосы.

– Он сказал, что попросил твоей руки, а ты ему отказала. Это правда, Лючия?

Я кивнула. Джорджо должен меня понять – нужно только сказать, что я не люблю Эмиля. В детстве мы часто придумывали истории любви о Наполеоне и Жозефине и сравнивали их с романтическим побегом мамы и баббо. Но Джорджо не дал мне ответить. Он качнулся ко мне.

– Ты с ума сошла? – Капельки слюны обрызгали мою голую руку. – Ты знаешь, как богата семья Фернандес? Как ты могла быть богата? Как мы могли быть богаты? – У Джорджо заплетался язык, и вокруг него, словно ядовитое облако, стоял запах алкоголя и пота. – Так в чем дело?