Дочь царского крестника

Бабушка бежала по двору, когда к их воротам подошла невестка Клавдия Сергеевна – Ивана Матвеевича Госькова, троюродного бабушкиного брата жена. Была она дочерью Сергея Афанасьевича Таскина, члена Государственной Думы II и IV созывов от Забайкалья. В Гражданскую он в Чите был главой Правительства Российской Восточной окраины, которое создал атаман Семёнов. В двадцатом году с семёновцами ушёл в Маньчжурию, жил недалеко от Тыныхэ, на станции Якэши.

Клавдия Сергеевна сказала бабушке:

– Моська Жуч, сволочь, чуть не сбил меня! Летит на лошади по улице!

Жуча Клавдия Сергеевна знала по Хайлару.

Всех мужчин сгоняли к срубу строящегося маслодельного завода. Два маслодельных завода работали, казаки строили третий. Скота в Тыныхэ держали по многу, молоко шло на переработку. Мужчин сгоняли к срубу, а женщин – к озеру. Заместителем командира карательного отряда был Клавдий Михайлович Топорков. Наш родственник в сватовстве. Его родная сестра Наталья Михайловна была за Иваном Кулаковым. Кулаковы родственники Бородиным, мой родной дядя Федя был женат на Бородиной. Топорков узнал, как проехать к сестре, поскакал к ней и честно сказал, с чем пришёл их отряд. Наталья Михайловна упала на колени, со слезами просила пожалеть мужа.

– Мужа не могу, спасай себя и детей! – Топорков бросил ей три отреза материала (каратели повсеместно занимались в Маньчжурии грабежом), пришпорил лошадь и поскакал к срубу, куда сгоняли казаков.

Он подлетел к Жучу, осадил коня и решительно бросил:

– Оставим женщин и детей!

На что тот грозно возмутился:

– Приказ – от мала до велика!

Казаки, оставшиеся в живых, рассказали о том споре командира и заместителя. Подкорытов остался живой, дед Волгин, Федя Баженов – подросток или парень молодой, а Иван Матвеевич Госьков умер в больнице… Топорков повторил три раза:

– Оставим женщин и детей!

Жуч категорически возражал. Топорков с перекошенным лицом схватился за гранату, что висела на поясе:

– Оставим женщин и детей!

Жуч сверкнул глазами:

– Ты ещё пожалеешь об этом!

В конце тридцатых Топоркова расстреляли как врага народа.

Бабушка, переговорив с Таскиной, заспешила в барáку (у нас говорили так – барáка) к мужу. Скомандовала Павлу Артемьевичу и работнику Сашке (не из нашей деревни) лечь на нары и накрыла их потниками.

Предупредила: не выходить!

Сашка, парень небольшого ума, через пару минут вылез:

– Есть хочу!

Высунулся из барáки, но услышал выстрелы и назад, на беду мимо летел Жуч на лошади. Осадил коня, закричал:

– Выходи, хозяин, не то гранату брошу!

Бабушка ему:

– Никого нет, хозяин ушёл!

Жуч:

– Как нет?! Выглядывал!

Бабушка Сашке:

– Вышел, так иди!

Тот забасил:

– Не меня зовут, хозяина!

Остался жив, а дед ушёл к срубу.

Согнали туда восемьдесят казаков и повели за деревню. Бабушка за ворота вышла, колонна мимо идёт, дед впереди. «Стою, – вспоминала, – надеялась, обойдётся, но сердце подсказывает: быть беде». Дед попросил у бабушки:

– Дай рукавицы.

Не верил в худшее. Бабушка метнулась в барáку, схватила овчинные голышки (шерстью вовнутрь), передала деду.

Гонят каратели казаков, торопят «быстрей-быстрей», раненный Семён Иванович Госьков и дед Мунгалов (на костылях, потерял ногу в Первую мировую) начали отставать. Семён Иванович обессилел от потери крови, ему стало плохо, дед Мунгалов попытался поддержать, оба упали. Каратели подскочили и штыками закололи обоих.

Казаки, увидев скорую расправу над станичниками, поняли, хорошего ждать нечего. Во главе колонны шёл полковник Аникиев, а сзади – георгиевский кавалер Алексей Николаевич Госьков, бабушкин двоюродный брат, крестник моего прадеда Ивана Никитича Госькова. Казаки начали перешёптываться: что-то на сход не похоже… Созывали их на сход, дескать, собрание, казачки, проведём, поговорить надо. Казаки перешепнулись, договариваясь наброситься на карателей. Хоть те и кричали «разговоры прекратить», Аникиев передал: он скомандует впереди-идущим, а Госьков – тем, кто сзади… Сопровождало колонну человек, может, тридцать карателей, на лошадях, с винтовками. Накинься казаки, навались разом, сдёрнули бы из сёдел… В середине колонны шёл старик Волгин и надо было ему вылезти:

– Так нас же на сходку позвали!

Старческая осторожность и какая-то детская наивность внесли сомнения среди казаков. Они прекрасно понимали, начни заварушку, пощады не будет. Если даже и удастся одолеть карателей, многих казаков положат… У красноармейцев винтовки, гранаты, лошади… Замешательство обернулось потерей момента для атаки… В распоряжении казаков всего-то минут пять и было, а как вышли в отпадок, стало яснее ясного… Аникеев бросил в сердцах:

– Дождались, твою мать!

В отпадке стояла группа карателей с пулемётом.

Жуч дал команду казакам сесть. Кто-то из них крикнул:

– За что расстреливать? С Советским Союзом не воюем! Живём мирно!

Жуч расплылся в довольной улыбке. Тоже побаивался, знал, не с мужиками от сохи дело имеет, с профессиональными военными. Но всё сложилось вон как удачно, ни одного выстрела в сторону его бойцов. Жуч из седла бросил казакам: