Дочь царского крестника

Двинулся состав. Стоим сельдями в бочке. Кто-то умный предложил рассчитаться по номерам, чётным сесть, а нечётным стоять. Потом поменяться. Получилось как в анекдоте про козу. Бедолага взмолился к небесам: «Помоги, Господи! Не могу больше! Детей – воз! Теснота! Жена – змея! Тёща – зверь! Содом и Гоморра! Сил больше нет так жить!» Бог посоветовал поселить в доме козу. С ней и подавно невмоготу сделалось. Взмолился опять: «С козой вообще житья не стало, хоть в петлю». Всевышний даёт новый совет: убрать скотину из жилища. Без козы жизнь бедняге показалась раем. Вот и мы – одни сидя едут, другие стоят. И так хорошо. При дыхании не раскачиваем друг друга, не стесняем. Свободно лёгкие работают и у тех, кто сидит, и у кого очередь стоя ехать. Другая напасть. Доски вагона скреплены металлическими полосками, заклёпками. Кто-то, пока сидел, примёрз, встать не может по команде. Рвёшь-рвёшь – никак. Соседи помогут, а клок одежды останется. Так и ехали. Двое с ума сошли. Один понёс околесицу: он едет в Цицикар, там у него любимая девушка Мила. Второй начал рваться на выход. У него экзамен по электротехнике в Харбинском политехническом… Были и смерти. Один раз сразу трое друг за другом. Кричим конвойным: умер! В ответ ругань, маты… Кажется, и друг другу готовы глотки перегрызть, не хочется с нами возиться… Откроют двери вагона, мы подтолкнём покойников к краю…

Не знаю, куда девали трупы?

«Вот так, – думаешь, – и тебя, если что». И какое-то безразличие к тем, кто умер… Кошмар, если подумать, до чего доведён человек…

В лагере рассказывали: в одном харбинском вагоне ехал священник. Отпевал, прежде чем позвать охрану… И все пели «Вечная память».

До Читы меньше суток на поезде, нас пятеро мурыжили. Чуть провезут и в тупик – пропускаем состав из Китая. Пролетел, и опять не наша очередь – порожняк громыхает в другую сторону. Что между этими икотами проедем, то и наше. Зелёный свет зековскому составу в последнюю очередь, паровозы по остаточному принципу. Не успели раскочегариться-разогнаться – опять в тупик.

У железнодорожников один довод: Сталин дал приказ везти добро Квантунской армии. В Союз вагоны идут под завязку забитые, в Китай – порожняк. На дороге между станциями тупики вагонов на двадцать. Загонят и маринуют, мы в щели смотрим: из Китая в Россию состав за составом. В каждом закрытые товарные вагоны, открытые площадки и мешки, мешки, мешки… Сахар, рис, мука, заводское оборудование, техника, военные грузы. Бесконечный поток. Железнодорожную колею расшили под советский образец и гнали-гнали составы. Прав был полковник, что папе говорил: «Какие продовольствия, там всё будет…» Квантунскую армию Япония обеспечила на несколько лет вперёд. Устраивались тайные погреба-хранилища. Китайцев, что загружали эти погреба, убивали, как и тех, кто строил укрепления вокруг Хайлара.

Объект закончат, и уничтожают. Рабы. Новых эшелон пригоняют. Сам видел. С хайларского вокзала ведут их гуськом в сопки. С матрацами, одеялами – нищета. Иду-идут-идут. Растянется вереница на километры. Первые далеко на сопке, а последние ещё на вокзале пристраиваются. И никогда в обратную сторону картины не наблюдал. Видел: копают котлован, у них такие вёдра маленькие и таскают-таскают-таскают, как муравьи… Содержали точно по такой же схеме, как потом нас в лагере, – в голоде. По принципу: пусть много не наработают, зато не убегут и расходов минимум… Помрут – новых пригонят. Не обязательно стреляли китайцев после того, как выработаются, иногда устраивали обжираловку – банкет. С голодухи набрасывались на еду, и смерть. Другие китайцы хоронили, зная: самих ждёт подобная участь… Есть сведения – до двухсот тысяч китайцев извели на постройке укрепрайона под Хайларом.

За пять суток, что до Читы мы тащились, водой ни разу не напоили. Где-то на четвёртый день двери вагона открылись, капитан стоит. Представился:

– Я начальник поезда, за вас отвечаю, вот у меня две сумки денег.

В каждой руке у него по сумке, набитые, аж круглые. Отличные жёлтые сумки из австралийской кожи. По заказу японцев Австралия Квантунскую армию снабжала кожей. Капитан докладывает:

– Денег полно, а нигде никто не продает ничего, вам ничего не могу купить.

Отрапортовал и кричит:

– Закрывай!

Единственный раз за всю дорогу что-то поесть дали, если можно назвать едой. Из мешка черпает кружкой алюминиевой муку и сыплет кому в карман, кто-то полупальто подставляет, кто-то – тряпочку. И мука-то не пшеничная, какая-то воздушная. Я руки ковшиком сложил… И быстрей-быстрей в рот… В спешке сделал вдох, мука в дыхательное горло попала, закашлялся, из носа сопли… Да будьте вы прокляты! Выбросил остатки…