Дочь творца стекла (ЛП)

— Я думала, это были чары отца! Не мои! — она быстро описала ему, как создала чашу, пыталась продать ее, а потом увидела в свете на поверхности картинку родителей. Он кивал и хмыкал, пока она не закончила. — Я несла ее вам прошлой ночью, чтобы узнать, могли ли вы повторить это, но мой кузен поймал меня и дал то вещество.

Он говорил тихо и благоговейно:

— О, нет. Я не смог бы это повторить. У меня больше знаний о ремесле, чем у других, но я не могу. Все тут, — он постучал по голове, — а не тут, — он поднял руки. — Скажи, дитя. О чем ты думала, когда увидела родителей в чаше?

— Мы спорили, — сказала она. Она ссорилась с Мило. Она отдала бы все золото и украшения этой комнаты, чтобы увидеть его, каким он был в таверне Мины — сильного, бодрого, уверенного. Она бы отдала все, что было у семьи, чтобы стереть обиду, которую вызвала в последней ссоре. — Я держала чашу на коленях. Я касалась ее, — сказала она. — А потом она стала показывать тени моих родителей.

— А кочерга?

— Я злилась, — вспомнила она. Это вспомнить было проще. — Я хотела чему-то навредить. Кочерга показалась тяжелой. А потом она стала тяжелее, словно менялась в моих руках.

Феррер медленно сказал:

— Ты не знаешь, что я отдал бы, чтобы узнать это ощущение. Если это можно ощутить, этим можно управлять. Я всю жизнь желал такого. Но ты делаешь это инстинктивно, без обучения.

Его реакция встревожила ее.

— Не понимаю.

— Не бойся. Что случилось с твоей чашей, которую ты несла мне?

— О! — ее надежда рассыпалась, она вспомнила жуткий звук, с которым она ударилась об брусчатку. — Мой кузен разбил ее. Наверное, он бросил ее на улице, — ее плечи опустились в отчаянии.

— В чем ты ее несла?

— Коричневый мешок с… вот он! — на конце его трости висел мешок. Пока она говорила, Феррер подцепил его и вытащил из-под дивана. Риса тут же подняла его и вытащила содержимое.

— Они посчитали его безвредным, бросили, когда принесли тебя сюда, — сказал Феррер. — Я убрал его, чтобы не забрали.

— Разбито, — удар об брусчатку или грубое обращение Фредо после того, как она потеряла сознание, разбили стекло на кусочки. Самый большой был примерно с треть чаши, красивая часть, где синее и зеленое стекло соединялись мерцающими волнами. Риса, горюя, собрала осколки на диване, разложила их, словно они могли волшебным образом соединиться.

— Расскажи о стекле, милая, — сказала Феррер. — Что это? Как это ощущается? Что оно делает?

Странный вопрос, но он явно хотел отвлечь ее от горя. Она коснулась самого большого осколка.

— Это просто песок и щелочь, соединенные вместе. И… не знаю!

— Невозможно чаровать, когда в голове бардак, — вмешательство Феррера помогало. — Мы учим в инсулах очищать мысли, но ты расстроена, и это может быть тщетным…

— О! Это я могу! — старик удивленно посмотрел на нее. За это она тоже могла поблагодарить Мило. Она закрыла глаза и глубоко дышала, думая о шкатулке. Она прижимала ладони к обломкам чаши, мысленно открыла шкатулку и вытащила шарик с красным узором в стекле. Она представила, как сжимает его в ладони. Ее сердце было радо видеть его. Она успокоилась, была как дома. — В детстве я думала, что стекло с лун, — прошептала она. — Отец говорил, что ходит на луны и берет там стекло для мастерских. Я знала, что он шутил, но мне нравилось притворяться, — ее голос стал мечтательным. Любопытное спокойствие охватило ее. — Оно все еще красивое. Когда я беру свои работы из печи, я восхищаюсь. Чудесно, что такое твердое и гладкое может родиться из огня, — она услышала, как Феррер громко выдохнул, но говорила. — Мне нравятся краски, такие чистые. В инсулах они посыпают раскаленное стекло металлом, чтобы создать листы, но цвета всегда как живые…

— Риса, дитя, смотри.

Она открыла глаза. В осколках стекла мерцали свет и тень. Они покалывали, словно дрожали.

— Мило, — прошептала она. В самом большом осколке отражался Мило у края балкона, его лицо было в профиль. Она смотрела, едва осмеливаясь надеяться, что видение было настоящим. Камилла подошла к нему и обвила руками его плечи. Мимо проплывала гондола.

Другие осколки тоже ожили. Хоть она касалась пальцами осколка с лицом Мило, она охнула, увидев, что в другом кусочке отражалась ее мать, а еще в одном — ее отец. Они смотрели в окно на небо. Хоть было сложно увидеть детали, она еще никогда не видела их такими замученными. Она помолилась, чтобы они не теряли надежды.

В кусочках поменьше она видела других людей. Таня вытирала лицо тканью, Рикард спал на кровати. Маттио сидел на скамье, сжимая голову руками. Амо смотрел на что-то в мастерской ее отца, но она не видела, на что. Рот Маттио двигался — он говорил с новым работником? Фита чистила фрукты, мрачно поджав губы. Ромельдо, Мира, Веста. Ее губы задрожали при виде Петро, сидящего в классе с подростками.

Она восхищенно воскликнула, указывая на последний осколок:

— Это вы! — в кусочке сине-зеленого стекла Феррер смотрел на что-то, не попадающее в поле зрения — на осколки на диване перед ней.