Дочь Велеса

Норд замахнулся было для ответного удара, но возникший перед ним словно из ниоткуда Колояр успел остановить грозящую превратиться в избиение драку, примирительно выставив руки с раскрытыми ладонями перед собой.

— Ты сам виноват, — с неожиданной угрозой в голосе тихо произнес торговец. — Я тебе говорил, чтобы ты язык свой не распускал?

Гигант с сомнением посмотрел на стоящего перед ним рыжебородого, будто бы прикидывая что-то в уме, поиграл желваками, а потом, беззаботно махнув рукой, вернулся на место, раздосадовано потирая ушибленную скулу.

— Твоя правда, — виновато, словно нашкодивший ребенок, пробубнил он и, смущенно опустив голову, чтобы не встретится ни с кем взглядом, произнес, явно обращаясь к потерявшей дар речи ворожее. — Не держи на меня зла, должно быть сам Хведрунг говорил моими устами.

— То-то же, — удовлетворенно заметил Колояр и примирительно улыбнулся гневно раздувающему ноздри Добрыне. — А ты садись, в ногах ведь правды нет.

Взбешенный богатырь, украдкой бросив вопрошающий взгляд на едва заметно качнувшую головой Ялику, тяжело вздохнул, но решил-таки последовать совету рыжебородого.

— Ну вот, — беззаботно продолжил Колояр. — С недопониманием разобрались, теперь вернемся к делам насущным. Ульву помощь знающего человека нужна. А ты, пресветлая, как раз ему подсобить можешь. Сдюжишь, так иной платы с тебя Ульв требовать не станет. Верно ведь говорю?

Обиженно насупившийся норд, молча кивнул, соглашаясь.

— Сказывай давай, — поторопил его торговец.

Северянин замялся, прикидывая с чего начать, и нервно перебирая вплетенные в бороду бусины, заговорил, понизив голос до едва слышного шепота:

— С месяц назад, или около того, взбрела мне в голову блажь, будь она трижды неладна, поохотится в окрестных лесах. А что, рассудил я, Гуди, помощник мой, с торговыми делами справляется не в пример лучше, вот, пускай он этим и забавляется, а я себе поинтереснее занятие найду. Как раз кое-кому из ребят моих уже надоело до жути бездельем маяться, девок по подворотням мять, да медовуху без продыху по корчмам глушить. Вот, стало быть, я, Одд и Льетольв за дичью в чащи окрестные и двинули. Только незадача с этим вышла, никакого зверя так и не повстречали. Что ж, бывает. Решили обратно выдвигаться, да только день уже к закату клониться стал, вот мы и решили в лесу заночевать — места не то чтобы плохо знаем, но по темноте заплутать не долго. Стали место для ночлега искать, полянку какую подходящую выглядывать. А тут Одд возьми да провались сквозь землю, так и видали его. Только крик и слышен. Ну, мы с Льетольвом, к нему и кинулись на подмогу, мало ли куда он навернулся, ногу вывихнул или, того пуще, вообще сломал. И точно так и есть. Угораздило его в пещеру какую-то сверзиться. Лежит, орет благим матом, за лодыжку держится и Йормунганда, добрым словом поминает…

Ульв осекся на полуслове и горестно усмехнулся.

— Эх, знал бы к чему это все приведет… В жизни бы туда не полез. Но делать нечего, обвязались мы с Льетольвом веревкам, да в провал тот сиганули — товарища, как никак, выручать надо. Спустились, значит, смотрим, а весь пол костяками выбеленными усыпан, и столько их, что не разобрать, то ли человечьи, то ли звериные, а у самой дальней стены — не то камень, не то алтарь, и над ним что-то навроде саркофага без крышки, будто из чистейшего горного хрусталя выточенного. На цепях висит, земли не касаясь. Присмотрелись — внутри девица лежит, да такая красивая, что глаз не оторвать. Из одежды на ней только серебряный медальон диковинный, аккурат промеж титек болтается. В центре — вроде как солнце многолучевое выбито, да только лучи противосолонь вьются, а по краям — руны какие-то светило это опоясывают. Ну, Льетольв, голова пустая, недолго думая, цацку-то драгоценную и схватил, мол, чего добру пропадать. Только сделал это, как девица всем телом своим нагим вздрогнула, да тут же прахом и рассыпалась, будто и не было никогда. Льетольв от неожиданности украшение из рук-то и выпустил, так оно с таким жутким грохотом на алтарь упало, будто плиту чугунную уронил кто.

Внимательно слушавшая рассказ норда, Ялика неодобрительно покачала головой.

— И кто был первый? — деловито поинтересовалась она, не дожидаясь окончания истории.

— Чего? — непонимающе переспросил Ульв.

— Кого первым забрала?

— Пока, хвала Одину, все живы, — неопределённо пожал плечами ярл. — Только нутром чую, ненадолго это. Льетольв, чтоб его, пробудил что-то такое, с чем нам самим ни в жизнь не сладить. Мы все мужи достойные, перед опасностью не бежим словно псы побитые, хвосты поджимая, но тут… Нечеловеческое это… Не живое, в общем. Как с этим сладить, ума не приложу.

— Ежели бы ты, голова чугунная, — неожиданно вновь подал голос Колояр, — нормально сказывал, а не тень на плетень своими недомолвками да загадками наводил, то помочь тебе было бы куда проще…

Отчего-то смутившийся Ульв укоризненно посмотрел на рыжебородого.