Дочь вне миров

Мы собрались, чтобы уточнить план, когда до берега оставалось менее двадцати четырех часов, а туманные очертания треллийского континента едва виднелись вдали. Высадившись на берег, мы могли быстро добраться до поместья Миков благодаря стратаграммам, которые Зерит составил в ходе своих — очевидно, обширных — путешествий по всему Треллу. Я приказала не применять силу — не сразу. Не раньше, чем я увижу Серела и обеспечу его безопасность. Я не могла рисковать, нанося слишком ранний удар и заставляя его страдать от последствий.

— А после этого? — спросил Макс, скрестив руки, прислонившись спиной к мачте.

— Вся цель этого путешествия — посмотреть, на что способен Решайе, — добавил Зерит с острой улыбкой.

Я сопротивлялась желанию поправить его или позволить себе задуматься о том, что Решайе все еще почти не разговаривал со мной после инцидента со спаррингом. Вместо этого я ответила на его ухмылку с мрачной решимостью.

— Они не отпустят рабов так просто. Я уверена, что у нас будет шанс сразиться. И убедиться, что в поместье больше никогда не будет рабов.

— Отлично, — ответил Зерит, похоже, довольный таким ответом, но тут глаза Макса встретились с моими. Вместе мы погрузили наши пальцы в бассейн нервозности, голода и огня.

В тот вечер, когда мы, соприкасаясь плечами, смотрели, как солнечный свет окрашивает море в кроваво-красный цвет, я могла думать только о времени и его отсутствии. Я была глупа. Я должна была просить о большем.

Я не озвучила эту мысль, но Макс тихо сказал:

— При правильном подходе к делу с помощью неумолимой грубой силы четырех дней более чем достаточно, чтобы свергнуть одного или двух треллианских лордов. — как будто, как всегда, он услышал мои затаенные сомнения. И хотя я не совсем поверила ему — не совсем — я все равно медленно выдохнула от облегчения, просто услышав, как эта надежда облекается в слова.

— Так и будет.

***

В ту ночь я не могла уснуть. Я так нервничала, что едва могла дышать. Нервничала просто от того, что снова нахожусь в этом пространстве. Нервничала, что провалюсь. Нервничала, что не справлюсь. Нервничала, что снова увижу Серела, ведь я так долго не возвращалась за ним. И нервничать, что его там не будет.

На протяжении всего путешествия я постоянно осознавала паутину собственных мыслей, вечно помнила о холодной темноте Решайе. Я чувствовала, как она движется, смещается и шепчет, но ничего больше, даже когда Макс был рядом со мной.

Какое-то время это было облегчением. Но теперь, накануне нашего прибытия, передо мной замаячила моя собственная хрупкость. У меня был один шанс. Всего один. И без Решайе я была никем.

И вот, оставшись одна на палубе, я стояла под молочным лунным светом. Вдалеке я наблюдала, как очертания Трелла становятся все ближе и ближе.

И я сделала то, о чем никогда не думала:

Я попыталась разбудить Решайе.

Когда я прикоснулась к ней, на меня обрушилась стена, от которой я пошатнулась — стена белого и яркого, неумолимого света, вспышка золотистых волос, вгрызание ногтей в плоть. И, прежде всего, ужас, словно я попала в гущу чьего-то кошмара.

Когда я открыла глаза, я стояла на коленях, а Решайе свернулся вокруг моих мыслей, перебирая паутину моего разума, как паук, перепрыгивающий с нити на нить. Остатки его страха переплетались с моим в моих венах. Я заставила себя отступить, шепча тихие утешения дрожащему присутствию в моей голове.

Шшш. С тобой все в порядке. Ты в безопасности.

По позвоночнику прокатился рык.

{Никогда.}

Ты в безопасности.

{Они сделали такие ужасные вещи.}

Я задалась вопросом, кто такие «они». Зерит? Нура? Макс, даже?

Или «они» — это десятки людей, разбросанных по десятилетиям или столетиям, собранные агрессоры миллиона разрозненных мгновений? Возможно, Решайе даже не знал.

Я питала его своим вынужденным спокойствием. Многие люди совершают ужасные поступки. Но мы можем либо питаться своим гневом и делать его топливом, либо позволить ему съесть нас заживо.

Решайе вдыхал воспоминания о моей матери, ее строгом и прекрасном лице, когда она говорила мне эти слова, а затем выпустила их обратно, как дым через ноздри. Я почувствовала его невысказанный вопрос.

Это моя мать. Она сказала мне это много лет назад.

{Ее больше нет.}

Да. Она умерла ужасной смертью, как и вся моя семья.

Я позволила ему увидеть веревки, цепи, широкополые черные шляпы. Я позволила ему увидеть сломанные тела, которые я видела на рынках рабов, людей, слишком старых или слабых, чтобы работать в шахтах, чтобы их продали на металлолом. Я позволила ему увидеть шрамы.

Я чувствовала, как оно подбирает и рассматривает каждое изображение, как любопытный ребенок рассматривает новую игрушку, заинтригованный, но не тронутый.

Отлично. Новый подход.

Завтра мы возвращаемся на мою родину. И я хочу отомстить. Это было понятие, которое, как я знала, оно уловило. Оно убило семью Макса, чтобы наказать его. Оно понимало гнев, даже если не понимало мою любовь. Ты тоже этого хочешь? Ты знаешь, что такое быть в гневе.

Хихиканье.

{Да. Это единственная твердая вещь, которая осталась. Все остальное сгнило}.