Дочь вне миров

Там я мог отрешиться от реальности и не думать ни о чем, кроме Тисаны, в течение пяти блаженных часов.

Здесь же нас окружали перемещенные лица, чьи дома были разрушены, и мы ехали сражаться с самым могущественным домом в Трелле.

Ну, это было эффективнее любого ведра холодной воды: О, да, теперь я вспомнил. Все ужасно.

Я тихо ступал по тропинке к своей палатке, поглядывая на другие затемненные палатки и спящие тела слева от меня. Палатка Тисаны стояла на окраине лагеря, рядом с моей, так что до нее было недалеко. Тем не менее, я осторожно, чтобы никого не разбудить, открыл заслонку…

— От тебя пахнет развратом.

Я подпрыгнул так высоко, что мне пришлось сдержать ругательство, и, обернувшись, увидел Саммерина, сидящего со скрещенными ногами рядом с тропинкой перед своим убежищем. В своей темной одежде и со свойственным ему спокойным поведением он практически растворился в сумерках.

— Черт, Саммерин, не делай этого со мной. — я шагнул к нему, изучая его лицо, стараясь при этом не дать ему понять, что делаю это. — Разве у тебя нет более продуктивных занятий? Например, поспать. Возможно, это было бы лучшим использованием твоего времени.

Даже в темноте было легко заметить, что под его глазами залегли тени, его спокойное веселье было отягощено усталостью. Вчерашний день был для него долгим и тяжелым. Нужно было вылечить множество людей, и, конечно, усыпление Решайе потребовало огромного количества энергии. Когда я видел его в последний раз, он был настолько измотан, что практически тащил себя обратно в палатку.

Саммерин просто посмотрел на меня, в его глазах сверкнул знающий взгляд, и слегка приподнял брови.

— Повеселился?

— Я не знаю, о чем ты говоришь.

— Макс, что это? — он указал на свою палатку.

Я знал, что все складывается не в мою пользу.

— Я бы с удовольствием поиграл в эту игру, но у меня полно важных дел.

— Это палатка. Укрытие из ткани. Ткань — это материал, не известный своими звукопоглощающими свойствами. — он говорил все это вечно ровным, спокойным голосом, но его усталые глаза блестели от смеха. — Тебе повезло, что я единственный, кто находится достаточно близко, чтобы услышать.

Мысль о Зерите — или Нуре…

Я сморщился, но постарался не показать этого.

— Во-первых, я джентльмен, и поэтому, повторюсь, я понятия не имею, о чем ты говоришь. Но во-вторых, если бы я знал — теоретически — я бы счел крайне, крайне подозрительным, что ты это слушал.

— Будьте уверены, я очень старался этого не делать. Но, по крайней мере, мы избавились от неизбежного. — затем что-то изменилось в его выражении. Веселье угасло. — Надеюсь, вы оба готовы к сегодняшнему дню.

В моем животе образовался узел. Точно. Через несколько часов Тисана вернется в дом человека, который… ну, я даже не хотел думать обо всем, что эти люди сделали с ней. Ей — нам — предстояло сразиться с самым могущественным домом в Трелле. И я должен был видеть, как она подвергает себя такой опасности. И, конечно же, Решайе…

— Я буду более готов после еще одного часа сна, — проворчал я, запихивая свое беспокойство в горло.

Саммерин еще пару секунд смотрел на меня с озабоченным видом, а потом пожал плечами.

— По крайней мере, если ты умрешь, то умрешь счастливым.

— Пошел ты.

— Мне не нужны ничьи объедки.

Я подавил смешок, заходя в палатку.

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ

Тисана.

Его не было несколько минут, а я уже чувствовала его отсутствие, как ноющую пустоту в центре груди. В палатке было холоднее без него. На моей обнаженной коже появились мурашки. И я уже чувствовала надвигающуюся тень беспокойства, закрадывающуюся за край моих мыслей.

Беспокойство. Реальность.

Но я попыталась улучить еще один момент, чтобы понежиться в лучах послеобеденного света. Я прижала ладонь к постели рядом с собой. Тепло. Его запах — наш запах — все еще витал в воздухе, сладкий, знакомый и незнакомый одновременно.

Я, конечно, слышала об этом — обо всем, чем может быть секс. Но секс даже не казался мне подходящим словом для того, чем это было. Секс был инструментом, которым я пользовалась для выживания, практичным и безличным. Это было… больше. Дело было не только в теле и даже не в физическом удовольствии. Это было уязвимо. Это было доверием. И я никогда не думала, что мне может быть так приятно открыться.

Но, боги, это было так. Так хорошо, что это было страшно.

Я все еще лежала вот так, моя рука была прижата к простыням, я умоляла их не остывать, когда я почувствовала это.

Голос. Голос.

{Ты получила то, что хотела}.

Решайе был слабым и усталым, его слова были скрежещущими от изнеможения, которое эхом отдавалось в моих собственных костях.

Это быстро вернуло меня к реальности. Это произошло так внезапно, что я не успела опомниться, как мое тело напряглось, воспоминания о вчерашнем дне и кошмарах, которые я пережила, нахлынули на меня, как физическая сила.

Мой желудок скрутило, и я молилась, чтобы оно не говорило о Максе.

Оно шептало: {Возвращайся}. {Я дал тебе то, что ты хотела.}

Мое облегчение было кратковременным. Образ тех кошмаров, моя рука на двери, лицо Макса, причитания матери…

{И все же ты сердишься на меня.}