Тогда, понимая, что всё делалось ей, Гермионе, назло, понимая всю глупость своей удушающей ревности, — она всё равно неистовствовала. Потому что только она могла правильно ухаживать за Роном. Потому что она слишком многое уже вложила в него. Потому что она прекрасно знала, что он без нее пропадет. И тут эта выскочка… Браун ведь только шуточки да поцелуйчики, — Гермиону передернуло, — а на деле никто, кроме нее самой, не сможет выдержать вздорный характер Рона.
Да, Гермиона ревновала. Значит, она действительно любит? Не просто по–приятельски? Ведь не ревнует же она Гарри к Джинни? А с Роном было так хорошо в последние месяцы… Он даже умеет быть милым, ласковым… Или пытается — и тогда ему нужно просто помочь, только так, чтобы он не злился, чтобы не ранить его самолюбие — но чтобы всё получилось хорошо.
Рон замечательный, несмотря на то, что ни разу не написал ей с тех пор, как они расстались на станции Кингс–Кросс в конце июня (приглашение на свадьбу — не в счет). Можно понять. Лето, война, перспектива расставания с близкими, суета из‑за надвигающейся свадьбы брата, жизнь в кругу стольких орденовцев… Мало ли что. Можно понять.
Ведь Гермиона почти решила не обижаться на Рона за это.
И ещё решила сама не писать ему. Но и дуться она не будет! Почти. В сущности ведь от Рона этого можно было ожидать — ничего странного. Да и сколько они там не виделись?..
Гермиона всё равно очень любит Рона. Любит заботиться о нем. Гермиона вообще любит заботиться… О тех, кому это нужно, о тех, кто по–другому не сможет, о тех, о ком больше некому позаботиться…
Ей было приятно ухаживать за мистером Малфоем в эти дни, видеть результаты своих трудов. Ему стало намного лучше — и в этом далеко не маленькая заслуга Гермионы…
Снова обрывки невообразимого, абсолютно немыслимого сна встали перед глазами. С упорной навязчивостью.
Рон очень далеко… Намного дальше, чем был когда‑либо — теперь. И кто знает, что вообще будет дальше… И ещё Рон, кажется, больше не нуждается в ней, раз уж не удосужился написать даже пары коротких писем…
«Но я ведь всё равно его люблю», — упрямо заметило смущенное сознание.
«Да ладно… Люблю… Но о чем хочу, о том и мечтаю», — обиженно отпарировала Гермиона себе же, ложась на бок и обнимая подушку с невольной нежностью. Она закрыла глаза и попыталась вернуть развеявшийся сон, но ничего не выходило. Вместо этого странные, совершенно несвойственные ей фантазии самовластно оккупировали сознание девушки, до самого утра беззастенчиво поддразнивая неискушенное воображение. И Рону Уизли в них места не было.
Только к рассвету Гермиона забылась вожделенным сном.
* * *
На следующий день завтракали всей семьей, исключая Темного Лорда и Драко Малфоя, в просторной столовой поместья. Хозяин дома выглядел вполне здоровым, хотя излишне бледным — но, как отметила Гермиона, это ему несказанно шло. Отметила и тут же разозлилась, уткнувшись в тарелку и усердно приступив к разрезанию отбивной.
«О чем это вы думаете, мисс Грэйнджер?! — сердито пронеслось в её голове. — Совсем крыша поехала?! Это уже не смешно!»
Гермиона подняла на дядю взгляд, и по коже пробежала дрожь. Она снова уставилась в тарелку.
«Всё. Финиш. Ты сошла с ума и ничто тебе не поможет».
Девушка опять вздрогнула, поймав на себе посторонний взгляд. Подняла глаза и встретилась с его глазами. Что это он так на нее смотрит? Хм…
«Спокойно, Кадмина, спокойно…»
Гермиона усмехнулась. Уже не первый раз она ловила себя на том, что порою мысленно обращается к себе по этому имени.
Не сдержалась и снова быстро посмотрела на мистера Малфоя.
«Катастрофа», — подвела девушка печальный итог и чуть не подавилась жареным горошком.
Глава VIII: Поручение
«Не думать о Люциусе Малфое, не думать о Люциусе Малфое, не думать о Люциусе Малфое, не думать, не думать, не думать…»
Гермиона вся извелась за этот день. О, чего её воображение только не вытворяло, вгоняя свою обладательницу в краску! Подлинное помешательство! Стоило дать волю бесстыжему сознанию, и оно перешло всякие допустимые границы… Гермиона злилась на себя, искала «научные объяснения» собственных эмоций — даже находила их, но от этого вовсе не становилось легче.
Позабыть об этой новой неожиданной паранойе девушке удалось только вечером, беседуя у камина с отцом.
Они немного поговорили о вечных истинах, а потом Волдеморт затронул тему, которой Гермиона опасалась с самого начала.
— Ведь ты же едешь через несколько недель на эту свадьбу, верно, Кадмина? — задумчиво начал он.
Девушка вздрогнула и немного смешалась. На фоне всех последних событий мысли о возвращении в былую реальность, о предстоящей встрече с друзьями перестали посещать её, сколь бы странным это не казалось. Всё происходящее напоминало сон — со своими правилами и законами, со своей другой, отличной вселенной. Даже принимать решение никто не требовал — и Гермиона каждый раз обещала себе «осмотреться» ещё немного.
А потом была Амбридж. А теперь — мистер Малфой.