Дочь времени. Дело о похищении Бетти Кейн

– Дал. Очаровательное письмо. Скорее грустное, чем злое, и не без юмора.

– «Как безумен род людской!» [18]

– Ага.

– Он совсем не мстил?

– Совсем. Даже наоборот. Мы договорились, что выводы, заключения – не мое дело, я занимаюсь только фактами, но и слепому видно, как Ричарду хотелось покончить с враждой Йорков – Ланкастеров.

– Откуда же это видно?

– Хотя бы из коронационных списков. Между прочим, это была самая многолюдная коронация из всех известных. Представьте себе, что никто не был забыт ни из Йорков, ни из Ланкастеров.

– А наш флюгер Стэнли?

– Не помню точно, но, кажется, и он тоже был там. Я еще не так хорошо их всех знаю, боюсь ошибиться.

– Наверно, вы правы насчет желания Ричарда положить конец распре между Йорками и Ланкастерами. Отсюда и его снисходительность по отношению к Стэнли.

– Он был Ланкастером?

– Нет, но он был женат на самой неугомонной из них, на Маргарите Бофорт из побочной ветви Ланкастеров, то есть из незаконнорожденных. Может быть, ее это мучило, а может, сын подогревал ее амбиции.

– Ее сын?

– Да, Генрих VII.

Каррадин даже присвистнул от удивления.

– Неужели матерью Генриха VII была леди Стэнли?

– Именно так. Она родила его от Эдмунда Тюдора.

– Но… но леди Стэнли на коронации был оказан особый почет. Она несла шлейф королевы. Я это запомнил и подумал, что такое отличие – большая честь.

– Очень большая честь. Бедный Ричард. Бедный Ричард. Ничто ему не помогло.

– Что не помогло?

– Великодушие не помогло, – сказал Грант и замолчал, глядя, как Каррадин роется в своих бумажках. – Итак, парламент принял доказательства Стиллингтона?

– Более того. Они были включены в акт, давший Ричарду право на корону.

– На Божьего человека Стиллингтон не очень тянет. Думаю, если бы он заговорил раньше, ему бы не поздоровилось.

– Вам он не очень нравится, правда? А зачем ему было говорить? Ведь никому никакого вреда от его молчания не было.

– Что сталось с леди Элеонорой Батлер? – спросил Грант.

– Она умерла в монастыре в Норидже и там же похоронена, если это вас интересует. Пока Эдуард был жив, Стиллингтон мог молчать, но когда стал решаться вопрос о наследнике, он должен был заговорить. И не важно, хороший он или плохой.

– Да-да, вы правы. Итак, парламент объявил детей Эдуарда незаконнорожденными, и Ричард стал королем в присутствии всей английской знати. А где была вдовствующая королева? Все еще пряталась?

– Пряталась. Но она разрешила своему младшему сыну переехать к брату.

– Когда?

Каррадин опять полистал записи.

– Шестнадцатого июня. Я тут записал: «По настоянию архиепископа Кентерберийского. Оба мальчика живут в Тауэре».

– Значит, после того как тайна была раскрыта? Тайна их рождения.

– Правильно, – сказал Каррадин и, аккуратно сложив свои бумажки, спрятал их в непомерно большой карман. – Кажется, все. Нет, еще одно, напоследок, – проговорил он, подбирая полы своего пальто с изяществом, которому могли бы позавидовать и Марта, и сам Ричард III. – Насчет акта, давшего Ричарду право претендовать на трон.

– Ну а с ним что?

– Как только Генрих стал Генрихом VII, он приказал его уничтожить, не читая. И оригинал, и все копии. Человек, не сделавший этого, рисковал оказаться в тюрьме.

Удивлению Гранта не было предела.

– Генрих VII? Зачем? Какое ему дело до этого акта?

– Не имею ни малейшего понятия. Однако надеюсь докопаться раньше, чем поседею. Кстати, мне есть чем вас позабавить, прежде чем статуя Свободы принесет чай. – С этими словами он положил Гранту на грудь какую-то бумажку.

– Что это? – спросил Грант, с любопытством разглядывая листок из блокнота.

– Письмо Ричарда, в котором фигурирует Джейн Шор. Все, я пошел.

Грант остался один и принялся за чтение. Контраст между размашистым почерком и старомодными фразами позабавил его. Однако ни современная скоропись, ни свойственная писаниям XV века тяжеловесность не могли скрыть яркую индивидуальность автора письма. Переведенное на современный язык, оно гласило:

...

Не было границ моему удивлению, когда я услышал от Тома Лайнома о его желании соединиться браком с женой Шора. Очевидно, она свела его с ума, ежели, кроме нее, он больше ни о чем и ни о ком не хочет думать. Мой дорогой епископ, непременно пригласите его к себе и постарайтесь вразумить. Если же вам это не удастся и церковь не возражает против их брака, то и я дам ему свое согласие, пусть только он отложит венчание до моего возвращения в Лондон. А пока, дабы не сотворила она чего в случае освобождения, передайте ее под присмотр ее отца или кого другого на ваше усмотрение.