Оправдываюсь. Разве я могла предположить, что для Вадима мы с дочерью окажемся столь значимыми персонами? Если бы знала, что он собирается нас опекать, а не просто помогать деньгами, я бы, конечно, не стала настаивать на родах здесь, а согласилась на любые его предложения. Ведь очевидно, что в первые месяцы жизни дочери работать я не смогу. Так какая разница, где при этом находиться?
– Зайчонок, не грузись. Врач говорит, что если всё будет хорошо, то долго вас тут не задержат, – он обнимает меня и торопливо покрывает поцелуями голову, лоб, щеки, задерживается на губах.
Я не понимаю, к чему он клонит… А переспросить боязно. Да и мысли улетучиваются, когда он так близко…
Вадим встаёт и наклоняется над корзинкой с дочерью. Его глаза сияют счастьем. Смотрел ли на меня когда-нибудь таким взглядом мой папа? Или это счастье всегда достаётся только первенцам?
Мне бы очень хотелось, чтобы мою малышку любила не только я. Чтобы она была кому-то нужна не потому, что с ней связаны коммерческие схемы или она талантлива в математике, а безусловно, просто потому что она есть.
– Она настоящая красавица, – делится Вадим эмоциями от дочери. – Кажется, она на тебя будет похожа.
Вадим это говорит с улыбкой, без малейшей тени негативных эмоций. Он и вправду отпустил свою ненависть к Мезецким? Или просто перестал распространять её на меня?
– Назовём её Катюшей? – предлагает и смотрит на меня светящимися восторгом глазами. – Как мою маму. Она была очень хорошим человеком.
Я уже придумала дочери другое имя. Но не вижу смысла спорить. Зачем? Если Вадим готов дать нашей малышке имя своей мамы, то это замечательно и означает высшую степень признания.
– Екатерина – красивое имя, мне нравится, – соглашаюсь без раздумий.
Поначалу я планировала родить ребёнка исключительно для себя. Чтобы рядом с нами не было никаких мужчин. Максимально обезопасить нас с дочерью от того, с чем я столкнулась в браке. Да и отношение папы ко мне в детстве было скорее отрицательным примером, чем положительным. Но Вадим ввалился в нашу жизнь как слон в посудную лавку и настойчиво вынуждает пересмотреть все планы…
Не знаю, что будет дальше, но пока он покоряет меня своей заботой. Даже в детстве от родных я не получала столько участия и душевного тепла, сколько сейчас даёт мне он.
Мне очень неловко, что Вадим видит мне в непривлекательном виде. Я боюсь, что он потеряет ко мне интерес и наши отношения закончатся не начавшись.
– Зайчонок, ты помнишь, что в двенадцать тебя ждёт молочная сестра? – напоминает Вадим, когда на его телефоне звучит напоминание.
Он даже это внёс себе в календарь? Кажется, я краснею. Не привыкла к такому вниманию со стороны мужчины. Массаж и расцеживание груди – это очень интимный процесс. И посвящать в него кого-то постороннего кажется противоестественным и стыдным.
– Не бойся, я с Катюшей побуду. Я справлюсь, – по-своему трактует мою реакцию Вадим.
Не сомневаюсь, что он справится. Утром в палату приходила медсестра, и он устроил ей настоящую головомойку на тему, как ухаживать за младенцем, как будто эти навыки ему понадобятся в дальнейшем. В итоге Вадим сам помыл доченьку и поменял ей памперс, причём сделал это довольно ловко.
– Если она будет плакать, я возьму её на ручки, – произносит мечтательно.
Я просила его не злоупотреблять и не баловать без необходимости дочь, потому что детки быстро привыкают к рукам – и потом их тяжело приучить лежать в кроватке или коляске. А когда я останусь одна, у меня будет всего две руки на дочку и домашние дела.
После обеда в палате появляется дама из ЗАГСа. Она собирает заявления и документы родителей, чтобы к выписке из роддома новорожденные уже имели свидетельства о рождении.
Я заполняю бланк, который она мне даёт, а потом Вадим выходит с ней в коридор и о чём-то беседует. Неужели могут возникнуть какие-то проблемы с регистрацией Катюши?
* * *
От молочной сестры возвращаюсь на ватных ногах. Мир рушится, как будто планету болтает десятибальное землетрясение.
– Что случилось? – Вадим перекладывает Катюшу в корзинку и убирает от лица ладони, которыми я отгородилась от него, чтобы пореветь. – Зоя! Ну же! Говори!
– Катюшу запишут на Орлова! Её невозможно записать на тебя! – еле произношу, всхлипывая и запинаясь.
– Кто тебе сказал такую глупость? – говорит строго или даже зло.
Естественно, ему не по душе эта новость. Но ничего не поделать. Как мне объяснили, таков закон. Странно, что он как адвокат этого не знает.
– Валентина сказала, медсестра. Она уже столько таких случаев видела за свою жизнь! Я ей ляпнула, что в разводе. И она мне сказала, что если ещё не прошло десять месяцев, то ребёнка сто процентов запишут на бывшего мужа!
Задыхаюсь от отчаяния. Конечно, всегда есть вариант обратиться в суд. И для Вадима это не проблема. Но если Орлову параноидально нужен был от меня ребёнок, то он за него глотку перегрызёт кому угодно. Я рта раскрыть не успею, как он отберёт у меня мою малышку.
– Стоп. Зоя, успокойся! Ты сейчас Катюшу разбудишь своей истерикой.
Но как я могу успокоиться? Меня буквально колотит.
– Вадим, что делать? Что?