Доченька. Возвращение

И снова Мари разрыдалась. Еще вчера Матильда была здесь, под крышей этого дома, в своей уютной постели. Читала журналы и пробовала кушанья, которые Камилла и Мелина по очереди приносили ей в комнату. Мари отрицала жестокую реальность. Ей хотелось призывать смерть, кричать, выть, как воют волки в зимнем лесу! Кричать от боли, терзавшей ее материнское сердце! Кричать от отчаяния и чувства вины! Да, она упрекала себя в том, что не спасла дочь, когда это еще было возможно.

«Ману, девочка моя! Почему ты убежала? Если бы только я поднялась к тебе, а не развлекалась с гостями… Я думала, ты поправилась, одумалась! Ты же собиралась жить с нами! Господи, как же мне плохо!»

Легкий шорох вырвал ее из пучины горя, в которой она чуть не утонула. Мари обернулась и увидела в дверях Мелину и Камиллу. Обе были в слезах, перепуганные.

— Мамочка, ты кричала… Так громко…

Мари смотрела на них недоуменно, словно не понимала обращенных к ней слов. Кричала? Она сама себя не слышала. Неужели она до такой степени потеряла голову? Внезапно кровь заледенела у нее в жилах: внук! Ведь за ним должны были присмотреть девочки!

— Где Луизон? Вы же не оставили его сидеть на детском стульчике одного? Он — единственное, что осталось у меня от Матильды! Что, если он упадет, разобьет себе голову…

Мари, испуганная, выбежала в коридор. Ворвавшись в кухню, она схватила мальчика и, плача, стала покрывать его поцелуями.

— Мой дорогой, мой маленький! Любовь моя! Бабушка с тобой! Она никогда тебя не оставит!

Камилла бросилась к матери. Она плакала навзрыд.

— Прости, мамочка! Я не должна была его бросать, но я так испугалась за тебя! Прошу, не плачь! Или мы все тут сойдем с ума…

Мелина, которая была очень бледна, тоже прижалась к Мари и обняла ее, бормоча:

— Прости нас за Луизона! Мама Мари, я так тебя люблю! И мне так жалко Матильду!

Так они и стояли какое-то время, обнявшись, а малыш, оказавшийся в кольце трех пар рук, таращил свои огромные удивленные глазенки.

— Что это за крики в доме? — вдруг раздался у них за спиной раскатистый хрипловатый голос. — Кто-то из девочек должен был принести мне мой цикорный кофе! Я ждала, ждала…

Опираясь рукой на дверную ручку, Нанетт сердито уставилась на них. Старушка вытянула свою сухонькую шею, ее желтоватые седые волосы были гладко зачесаны назад. Луизон, который никогда не видел Нанетт без чепца, испуганно вскрикнул.

— Глупый он у вас, этот мальчишка! Это твоя бабушка, которую оставили умирать от жажды в постели!

То, чего не должно было произойти, все-таки случилось. Мари вздохнула. Она не сможет… Это слишком!

— Не говори так, Нан! Умоляю!

Нанетт присмотрелась к ней повнимательнее. Обмануть ее было непросто.

— Почему вы все плачете? Прямо как кающиеся Магдалины, право слово! Да еще и в три ручья! Что, немцы снова вернулись? Началась война?

Мари снова вздохнула, быстро вытерла глаза и, взяв старушку под руку, попыталась увести ее в комнату.

— Идем, моя Нан! Я помогу тебе одеться. А потом я подам тебе обед.

— Есть раньше остальных? Я просила мой кофе! Ты же знаешь, я либо ем вместе со всеми, либо вообще не ем! Что еще случилось? Ты видела себя в зеркале? Сама на себя не похожа, словно все несчастья мира на тебя свалились!

Нанетт бодрилась, как обычно. Мари это знала, но она ощущала, как дрожит ее тело от прилагаемых усилий. Адриан беспокоился из-за того, что в последнее время Нанетт сильно похудела.

— Нан, пожалуйста, делай как я прошу! Я заболела, понимаешь, и мне тоже надо пойти прилечь! Девочки принесут тебе твой цикорный кофе и присмотрят сегодня за Луизоном.

Но старушка заупрямилась. Она не позволит себя провести! Болит нога или нет, она не вернется в постель, пока ей не скажут, что случилось в этом доме! Тоном, не допускающим возражений, Нанетт потребовала:

— Посмотри мне в глаза, Мари! Ты вовсе не больна! Ты сама не своя из-за Матильды! Ну, говори! За все то время, что я живу в этом доме, и даже еще раньше, в «Бори», я всегда знала, когда ты что-то от меня скрываешь!

Взгляд светлых глаз приемной матери пронзил Мари. Решимость ее поколебалась — она была не в состоянии долго сопротивляться этому безмолвному приказу. У нее просто не осталось сил… Опершись рукой о спинку стула, она начала тихо:

— Моя Нан…

— Говори! Наша Ману?.. Боже всемогущий!

Нанетт больше ничего не нужно было спрашивать. Она повернулась и сама доковыляла до своей комнаты, придерживаясь руками за стены. Сгорбившись, она села в свое кресло у окна. Мари последовала за ней и опустилась на колени у ее ног.

— Бедная моя Нан! Матильда нас покинула. Несчастный случай… в Бриве. Адриан поехал туда. Я потеряла мою девочку, Нан! Господи, ну почему она умерла? Я до сих пор не могу поверить… Не могу… И не смогу никогда!

В комнате повисла гнетущая тишина. Мари положила голову Нанетт на колени и утонула в жесточайшем отчаянии. Нанетт что-то невнятно бормотала на патуа, ее тонкие губы дрожали, по морщинистым щекам текли слезы. Пораженная горем в самое сердце, она крестилась и, качая головой, повторяла:

— Quau malur! Quau malur!