Дочери Лалады. Паруса души

На крыльце появился изящный, но достаточно крепко и ладно сложённый парень с рыжевато-каштановой гривой волос и карими глазами, в самом соку цветущей юности, со стройными ногами, точёной тонкой талией, плоским твёрдым животом. В его сложении преобладала гибкая тонкокостная утончённость, но был наработан и недурной корсет из сочных и упругих, гармонично развитых мышц почти без подкожного жира. Одет он был в белую рубашку без пояса и короткие белые штаны, не скрывавшие его красивых голеней. Босые стопы — длинные, с высоким подъёмом, пружинистые, жилистые и энергичные, как у танцора. За его ухом благоухал свежесорванный крупный бело-розовый цветок — пышный, с множеством лепестков-язычков.

Збирдрид окинула его оценивающим взглядом, в котором явно читалось удовольствие, но слова её противоречили её глазам.

— Нет, не окреп ещё, слабачок, — покачала она головой. — Я на тебя руку положу — ты по колено в землю провалишься. Расти ещё, нахалёнок! Следующей весной проверю!

Она неторопливо поехала дальше на своём великолепном жеребце, а парень, блестя озорными глазами, крикнул вслед:

— Збира — объелась сыра!

Он вышел за калитку и потешался, хохоча и блестя клыкастой пастью. Збирдрид круто развернула коня, сверкая гневными очами.

— Ах ты, нахалёныш... Ну, сейчас ты у меня получишь!

На всём скаку она поймала его, втащила к себе в седло и впилась губами в его озорной смеющийся рот. Конь ступал медленно, везя на себе целующуюся пару. Збира, конечно, шутила: вполне себе окреп выросший Кимергильд и уже годился ей в избранники, дразнилку он выкрикнул уже не ломким подростковым фальцетом, а полноценным и сочным, установившимся, хотя и молодым, мягким мужским голосом. А ведь ещё недавно был похож на нескладного голенастого жеребёнка... Одной рукой обнимая Збирдрид, второй он поглаживал её щетинистый затылок, который она, как и виски, выбривала. Рыжая коса спускалась пушистой метёлкой своего кончика ниже её седла, а дома у неё уже было двое мужей и трое детишек — мальчик и девочки-близнецы.

— Ты всё такая же неугомонная и ненасытная, Збира! — послышался смеющийся голос.

По улице шагала Онирис, улыбаясь и покусывая стебелёк сорванного цветка. Клыки Збирдрид сверкнули в ответной улыбке. Она сказала парню:

— Извини, лапушка, слезь-ка ненадолго, мне надо с сестрёнкой поздороваться.

Кимергильд соскользнул с седла, но далеко не отходил — прильнул к забору, с любопытством поглядывая на хрупкую и тонкую светловолосую госпожу, которую Збира, соскочив наземь, подхватила на руки и закружила.

— Так и не отъелась ты, худышка, — сказала она. — Никакого весу в тебе! Как только разродилась-то!

— Хорошо разродилась, не тревожься, — засмеялась Онирис, обнимая её за плечи. — Двойней, между прочим.

— И у меня двойняшки есть, — кивнула Збирдрид. — Ну что, вечером искупаемся?

— Это можно, — согласилась Онирис.

Насыщенный праздничный день подходил к концу. Утомлённые застольем гости расходились по домам — правда, не все: некоторые уснули прямо за столом. Оставив Эллейв и Эвельгера с детьми, Онирис со Збирдрид отправилась на Одрейн — окунуться, вспомнить былое.

Тихий тёплый закат озарял вершины гор, золотился в кронах деревьев, а давние подруги детства, искупавшись в холодных струях, обсыхали на берегу.

— В моём сердце живы наши рассветы и закаты, — тихим и трепетным, нежно-серебристым голосом проронила Онирис, сияя отблеском зари в ласковом взгляде. — И летние ливни, и костры, и звёзды... Они всегда будут жить, никогда не изгладятся из него.

— Ты всегда в моём сердце, сестрёнка моя ненаглядная, незабвенная, — грустноватым светом вечера в глазах улыбнулась Збирдрид, хотя её губ улыбка не тронула, только в зрачках искорками затеплилась.

Её рука протянулась и коснулась волос Онирис, скользнула по щеке. Та придвинулась ближе и склонила голову на её плечо. В кустах вдруг послышался шорох, Збирдрид вскинулась и схватила свой пастушеский кнут, с которым не расставалась. Спустя несколько мгновений она уже гналась за Эрдруфом вдоль берега, настигая его ударами по ягодицам, а Онирис, проведя ладонью по лицу, рассмеялась.

— Я тебе покажу, как подглядывать, засранец! — слышался грозный рык Збиры.

— Да я ничего не видел! — плаксивым басом орал не в меру любопытный младший братец, удирая со всех ног.

Ночью маленькая Гиндгерд проснулась от странного, тянущего её куда-то печально-тревожного чувства. Рядом посапывала сестрица Изантрауд, на соседней постели сонно дышали Одгунд с малюткой Брангорис, за стеной спали матушка Онирис и Эллейв, в комнате с мальчиками — батюшка Эвельгер и дедуля Тирлейф. Всё было мирно, тихо и спокойно, но тоскливым призраком стояла перед глазами девочки та груда камней у реки — не настоящая могила, а памятник. Кому?