Дочери Марса

Их новый пункт в Корби стоял на том же перекрестке, что и британский передовой пункт эвакуации раненых. Пасха прошла незаметно — проглоченная оказанием срочной помощи. На молебне в память о произошедшей три года назад высадке в Галлиполи австралийский священник сказал, что в этом году Пасха имеет особое значение, учитывая спасение британской армии от уничтожения, благодаря героизму и самопожертвованию двух брошенных в пекло австралийских дивизий, шестидесяти с лишним тысяч лучших молодых людей христианского мира. Даже Салли сочла его восхваления австралийцев как спасителей каких-то низших существ, неуместными. Те же, кто ухаживал за выжившими после почти неразличимых сражений, вынесли еще более простой приговор. Салли услышала, как какая-то англичанка у нее за спиной, четко выговаривая все звуки, прошептала:

— Напыщенный старый дурак!

Одни пали, другие бежали, но среди тех, кто держался до последнего, безусловно, были именно австралийцы, движение которых они наблюдали, никто и не ставил этого под сомнение. Но до победы было далеко. Они знали, что немцы все еще могут сюда явиться, в бегство их пока не обратили. Они были всего в десяти милях от Амьена. Что красноречиво свидетельствовало о последних территориальных успехах противника. Кроме того, война — это не какой-нибудь футбол. Очки тут не начисляют. Даже победитель несет потери.

За обедом в столовой измученная отступлением Онора Слэтри сказала Салли, что в отличие от многих не верит слухам, что новый грипп, поражающий санитаров и медсестер и вынуждающий отправлять солдат в тыл, создан в лабораториях неприятеля.

— Это сделало бы им слишком много чести, — заявила она. — Все же, — добавила она, — женщине невозможно побороть любопытство…

Похоже, Слэтри простила майора Брайта за то, что тот не позволил ей остаться с ранеными в Дёз-Эглиз, где они могли попасть в плен. Слэтри призналась Салли, что они с Брайтом кое о чем «договорились». Да, он неверующий, но получше большинства верующих, и ее родителям просто придется смириться с тем, что он не похож на хлещущих пиво святош или полоумных добровольцев-трясунов из Красного Креста.

Фрейд, когда ей об этом сказали, отнеслась к этой новости со своей обычной отстраненной сдержанностью.

— И о чем же вы «договорились»? — поинтересовалась она как-то удивительно холодно.

— Мы договорились, — сказала Онора, решив не отвечать ей прямо, — что, когда наступит мир, я буду ждать, пока все выйдут из лагерей и госпиталей и, если Лайонел не найдется… Тогда посмотрим. Такова договоренность с майором.

Фрейд сказала:

— Боже ты мой! Какой терпеливый.

— А ты бы какого хотела? — спросила Слэтри. — Твой американец терпеливый?

— Порой, — ответила Фрейд. — Всякое бывает. Нелегко поддерживать отношения. В особенности с такой непростой женщиной, как я…

Салли все думала, оправится ли когда-нибудь Фрейд от Лемноса. Внешне она обычно казалась спокойной и, судя по всему, в операционной тоже. Но в иные дни ее настроение менялось от спокойствия до холодной недоверчивости так стремительно, что мало кто счел бы это нормальным. Да, она выздоровела. Ее хирург Бойнтон был терпеливым.

* * *

Для Австралийского добровольческого госпиталя показателем критического положения на фронте было количество доставлявшихся раненых. Госпиталь был рассчитан на двести пятьдесят человек, а сейчас здесь находились более трехсот. Пресловутый австралийский успех не обошелся без крови, за свой решительный марш, который в то исполненное романтикой утро наблюдали медсестры, уверенные в себе австралийцы заплатили тысячами жертв. В предоперационной палате Наоми под руководством врача занималась десятком с лишним пациентов с переломами лицевых и бедренных костей и даже серьезными ранами груди и ампутациями, где оставалась угроза гангрены или сепсиса, которых следовало готовить к операции. Новый молодой военный врач и Эйрдри работали в операционных вместе с одним из палатных врачей, который очень хотел получить хирургический опыт и не выказывал никакой щепетильности или озабоченности по этому поводу, как некогда Хукс.

В то беспокойное утро, когда положение на фронте наконец выровнялось, леди Тарлтон приехала за Наоми и обнаружила, что она руководит австралийскими медсестрами и «английскими розочками». Как всегда, леди Тарлтон вела себя совершенно открыто. С тех пор, как они в тот раз печально пили коньяк, она перестала лить слезы по майору Дарлингтону. Однако поскольку Митчи уже не было на свете, объединяющая их потеря позволяла им говорить друг с другом начистоту. Леди Тарлтон не впала в уныние, и ни одно из ее страстных увлечений не заглохло.

— Только что объявили фамилию командующего недавно сформированным огромным австралийским корпусом из пяти дивизий, — сказала она Наоми. — Этот генерал намерен посетить госпитали общего профиля в Булони по пути из Лондона на фронт. Я знаю его по Мельбурну, — добавила леди Тарлтон. — Он отнесется с пониманием, если я подниму вопрос о тюремном заключении лейтенанта Кирнана. Да, Наоми, мы должны идти до конца — вплоть до оскорбления наших хозяев в Булони.